Правда о событиях 1913 года в Пантелеимоновом монастыре

Ввиду того, что русское православное общество взволновано событиями, имевшими место на Афоне, и в частности в обители св. великомученика и целителя Пантелеимона, и еще более — слухами об этих событиях, без разбора мешающими ложь с истиною и быль с небылицею, а также ввиду того, что печать, враждебно настроенная к св. православной Церкви, старается представить дело в совершенно извращенном виде: черное обелить, а белое очернить, — ввиду всего этого обитель св. великомученика и целителя Пантелеимона на Афоне, не задаваясь целью сочинять себе апологию, считает, однако, своим долгом описать вкратце и осветить важнейшие события, происшедшие в ней за истекшее первое полугодие 1913 года, дабы все православные русские люди, желающие знать истину, могли ее знать и не были бы вводимы в заблуждение газетною клеветою.

С самого начала появления афонских споров по поводу пресловутой книги схим. Илариона “На горах Кавказа” и доныне в огромной части русской печати распространялось и распространяется самое неверное суждение о последователях новоизмышленного ложного догмата об имени “Иисус”. Вначале печать довольно легко взглянула на происшедшее религиозное разномыслие и даже склонна была отчасти видеть в учении схим. Илариона какое-то новое откровение, а в последователях Илариона — носителей этого последнего, истинных делателей молитвы Иисусовой. В последнее же время, после развязки афонских споров, не только левая, но отчасти даже правая печать, отдав свои симпатии отпавшим от Церкви новым раскольникам, стала всячески защищать их и оправдывать, изображая их чуть ли не мучениками и исповедниками и в то же время во что бы то ни стало стараясь очернить Православную Церковь и представителей духовной и светской власти, решивших судьбу афонских отщепенцев, от которых в особенности, конечно, пришлось пострадать архиепископу Никону.

 Чтобы восстановить истину, обитель, хотя с некоторым самоукорением и болью сердца за своих заблудших чад, однако же решается показать их важнейшие неправые деяния. Хотя недобрая слава детей колет глаза и родителям, однако родители не могут отвечать за все преступные деяния детей. Равным образом честные родители не станут скрывать бесчестных поступков детей, если не желают сами быть косвенными участниками их преступлений. Так точно и здесь. Так как русские православные люди под влиянием худой печати находятся ныне в опасности так или иначе склониться на сторону отступников от православной веры и Церкви, то святая обитель наша готова лучше сама подвергнуться правым и неправым пересудам, только бы не оставить в неведении об истине православных чад Церкви.

Итак, вот наша скорбная повесть.

Книга схим. Илариона “На горах Кавказа” не имела первоначально большого распространения среди нашей братии. Когда против этой книги открыто высказался иеросхимонах Фиваидской пустыни Алексий и его стали поддерживать многие из братии, а также когда появилась в рукописи, а затем и в печати (в “Русском иноке”) рецензия инока Ильинского скита Хрисанфа на названную книгу, тогда только у нас началось некоторое движение, не столько в пользу книги схим. Илариона, сколько против иеросхим. Алексия и рецензии Хрисанфа. Многих из нашей братии на этот опасный путь склонили простота и невежество, неопытность в решении догматических вопросов. В силу чего некоторые из уклонившихся в заблуждение мнили себя защитниками не ложной теории об имени “Иисус”, но Самого Господа Иисуса Христа. Однако значительнейшая часть наших лжемудрствующих монахов, нужно сказать правду, с самого начала руководилась еще другими скрытными побуждениями: властолюбивыми, корыстолюбивыми и т. п. Во всяком случае, это были далеко не лучшие и даже не средние в нравственном отношении иноки обители, хотя не без исключений. Как бы то ни было, но все склонившиеся на сторону учения схим. Илариона сразу же заявили себя духом нетерпимости, братоненавистничеста, злобы, вражды и многого насилия по отношению к братиям, не разделявшим их религиозного заблуждения. Все это совершенно не соответствует качествам истинных делателей молитвы Иисусовой. Замечено было у нас всеми в обители, что как только кто начинал склоняться к иларионовскому заблуждению, так сейчас же воспринимал и проявлял указанные черты характера: делался каким-то мрачным, желчным, раздражительным, хотя бы раньше отличался кротостию и мягкостию нрава.

Образцом для действий наших протестантов послужил Антоний Булатович и его партия, которые 12 января 1913 года, как известно, изгнали в Андреевском скиту игумена и многих из братии. 21 и 23 января наши раскольники собрали самочинный собор и в последнее число, под разными предлогами, вынудили игумена, наместника и старшую братию согласиться на изгнание следующих лиц, либо сознательно и открыто заявивших себя противниками об имени “Иисус”, либо тем или иным образом неугодных бунтовщикам: иеросхимонахов Агафодора, Вероника и Алексия, иеродиакона Неарха, схимонахов Леона и Пинуфрия, монаха Денасия. Хотя согласие на изгнание поименованных лиц было вынуждено бунтовщиками и дано было в видах умиротворения начавшихся среди братии споров и беспорядков, но, как бы то ни было, обитель сознает этот факт как ошибку, в силу коей бунтовщики получили повадку и впредь действовать с таким же насилием и дерзостью. Впрочем, в противном случае, несомненно, надо бы ожидать в обители более серьезных беспорядков, то есть изгнания властей, расхищения кассы и вообще полной анархии. Нехорошо было еще то, что изгнанием поименованных лиц давалось в то же время некое якобы согласие на новое неправославное учение. Хотя в данном случае в оправдание старшей братии обители не только можно, но и должно указать на то обстоятельство, что в то еще время новая ересь, искусно прикрытая личиною благочестия, не обнаружилась во всей своей наготе и лжи перед сознанием многих богословски просвещенных людей в России, а тем более не могла быть ясна простым афонитам.

После этого хотя жизнь в обители с внешней стороны пошла как будто несколько спокойнее, но внутри продолжалось и еще более разгоралось брожение. Бунтовщики наши не только не успокоились, но начали действовать с еще большим насилием и наглостью. 19 марта они также на самочинном соборе потребовали уже не чего другого, а именно ограничения власти игумена, а затем решили сделать и окончательный насильственный внезапный переворот в монастыре, сменив настоящих властей другими, более угодными бунтовщикам, и с этой целью перерезали телефонное сообщение между монастырем, пристанью Дафна и афонским правительственным местом — Кареею. Крайне прискорбно писать нам об этом и ужасно стыдно и больно за своих бывших собратий. Но это необходимо знать всем, склонным оправдывать и защищать афонских изгнанников как исповедников и истинных защитников славы и имени кротчайшего Спасителя нашего Господа Иисуса Христа. Таким характером и такими действиями всегда почти отличались и отличаются все еретики, как предсказано о том еще свв. апп. Петром и Иудою (см.: 2 Петр. 2, 10; Иуд. 8).

Попытка бунтовщиков произвести в монастыре насильственный переворот и захватить в свои руки власть и кассу не увенчалась успехом благодаря вызванному с Дафны небольшому отряду войск.

Подобные попытки повторялись со стороны бунтовщиков весьма нередко, таких случаев было по крайней мере пять, если не более. Но дивно хранил обитель Промысл Божий и покров Богоматери. Это особенно было очевидно в тех случаях, когда, например, замыслы заговорщиков разоблачались всего за какой-либо час до приведения их в исполнение; или когда обители совершенно негде было взять внешней помощи, ее спасал случайно проходивший мимо обители отряд греческих солдат.

С вышеуказанного числа, то есть с конца апреля, в особенности же с того времени, когда прибывшими в обитель 2 мая членами протата (местной духовной власти на Афоне) прочитана была Патриаршая Грамота от 5 апреля, осуждающая новое учение и называющая его ересью, в монастыре поистине началось осадное положение. Правомыслящих иноков в обители было значительное меньшинство. Бунтовщики день ото дня усиливались и наглели все более и более. Они то распространяли нелепые слухи о суде над Константинопольским Патриархом и архиепископом Волынским Антонием, о согласии с иларионовским учением Государя, всех русских иерархов и пр., то готовы были перейти к делу, постоянно грозя изгнать и избить игумена и единомысленную ему братию как еретиков и безбожников. Мы не говорим уже о всевозможных других угрозах, ругательствах, оскорблениях и прочих проявлениях крайней вражды и ненависти бунтовщиков к неединомысленным с ними инокам. Тяжесть положения для последних усиливалась оттого, что в России мало знали о серьезности и опасности положения обители и потому не спешили оказанием нам скорой помощи. Да и трудно было поверить всему происходившему в обители, не будучи очевидцем того. Вообще, только очевидцы знают, насколько тяжело было в монастыре тем, кто не поддавался новоизмышленной ереси. Это поистине были дни скорби и терпения, которые всю жизнь будут нам памятны и о которых трудно судить не пережившим их.

Между тем бунтовщики продолжали в то же время делать и свое дело. 1 мая они открыли подписку в члены Союза Архангела Михаила, основанного в Андреевском скиту прибывшим на Афон перед пасхой Арсением, бывшим миссионером, которого, кстати сказать, за уклонение в ересь и деятельное распространение ее Господь покарал явным наказанием: внезапным параличом с отнятием языка. Замечательно, что удар случился с Арсением именно тогда, когда он, по прибытии в названный скит, сказал несколько речей в защиту новой ереси и затем пообещал однажды, на дневном собеседовании, говорить вечером двухчасовую беседу, на коей имел якобы сообщить братии какую-то важную тайну. Гнев Божий сейчас же после этого покарал дерзкого и самообольщенного лжеучителя так, что он не только не мог после того выполнить своего обещания относительно беседы, но не в состоянии был произнести и одного слова. Пролежав в таком жалком, беспомощном положении более трех месяцев, Арсений скончался 20 августа. Так как перед кончиною он не обнаружил никаких признаков раскаяния и желания примириться со Св. Церковью, то не только не сподобился перед смертию покаяния и причастия Св. Таин, но не удостоен и христианского погребения.

Распространяя в монастыре подписку в названный Союз, главари возмущения действовали, надо сказать, всеми правдами и неправдами: запугиванием, нелепыми искушающими вопросами, клеветою на Патриарха и игумена, кои якобы отреклись от Христа, не признают Его Богом; даже насилием, всячески не допуская нерешительных и колеблющихся монахов давать противную подписку у игумена как доказательство своего послушания Святейшему Патриарху и его Грамоте.

Во все это время, до прибытия из России комиссии, некоторое внешнее равновесие в монастыре сохранялось благодаря только непрерывному почти присутствию в обители двух-трех членов протата и нескольких членов местной карейской полиции (сардарей).

Наконец 5 июня прибыла канонерская лодка “Донец”, на которой приехал уполномоченный от Государя член Св. Синода архиеп. Никон и русский консул в Константинополе г-н Шебунин. Мы облегченно вздохнули, думая: вот наконец приблизилось избавление наше. Но не то оказалось на деле: Богу угодно было еще почти более месяца испытывать наше терпение и очищать нас скорбями. Эти дни были для нас чуть ли не более тяжкими, чем предыдущие, потому что мы, надеясь на обращение многих наших собратий и на более или менее мирный исход дела, вскоре были безнадежно разочарованы в этом. Недолго пришлось ждать и комиссии, чтобы убедиться в этом.

Когда 7 июня консул созвал старцев обители для беседы, он тогда же в первый раз воочию увидел критическое положение монастыря. В этот день наши мятежники, по звону в колокол, подняли открытый бунт в присутствии консула: кричали, шумели, бранились, позволяли себе всякие оскорбления и непристойности, пытались запереть монастырские ворота (порту) и прочее.

Архиепископ Никон также с первых же своих бесед убедился в том, что впавшие в заблуждение иноки почти все находятся в крайнем ослеплении и ожесточении, как бы в положении тех людей, которые не только не желают слушать и не стараются понять того, что им говорят об их опасной болезни, но затыкают уши, закрывают глаза и опрометью, с ругательствами и проклятиями, убегают прочь. Бунтовщики не стали слушать архиепископа Никона с первого же раза; почти все они не пошли даже на первую встречу архиепископа, когда владыка говорил в соборе первую вступительную речь. В другой раз, когда архиепископ вел продолжительную беседу в Покровском храме, мятежники, правда, собрались, но не для того, чтобы с кротостию и смирением или же, по крайней мере, с терпением выслушать слово владыки, но чтобы ответить на него криками, бранью и дерзкими ругательствами, о коих не леть есть не только писать, но и глаголати. Эта беседа воспроизвела, можно сказать, в XX веке то, что происходило некогда в XVII веке в Москве на противораскольничьих соборах, когда велись беседы с такими лицами, как протопоп Аввакум, Никита Пустосвят и другие.

После этого случая архиепископ Никон, дабы не оскорблять святости храма, вел беседы только в библиотеках, в чем деятельным помощником ему был командированный с ним профессор Троицкий. Надо удивляться той энергии и неутомимости, какую Господь послал этому последнему. Если старец архиепископ, изможденный летами, болезнью и жарким южным климатом, не мог с юношеской бодростью ежедневно приходить на беседы, то взамен этого не проходило дня, когда бы г-н Троицкий не появлялся там или здесь — в библиотеке или каком-либо корпусе, на монастырском дворе или на балконе — и не вел бы беседы с инакомыслящими.

Но все эти беседы архиеп. Никона и г-на Троицкого проходили почти безрезультатно. Обращения, если и были, то только единичные. Обыкновенно же являвшиеся в весьма небольшом количестве на собеседования лица не выказывали ни малейшего расположения вникнуть в беседу и сознать свое заблуждение, отвечали дерзко, насмешливо и даже с ругательствами. А то бывали случаи, когда новые раскольники просто не желали явиться на беседу или же, придя, сейчас же уходили обратно по требованию своих главарей.

Положение обители было крайне тяжелым. Бунтовщики не поддавались ни доброму слову, ни увещаниям, ни угрозам. Мало того: они снова стали распространять нелепые слухи, хвалились, что в конце концов они возьмут верх, и гласно и негласно, сознательно или бессознательно стали выказывать свое недоверие к тому, что архиеп. Никон и консул действительно уполномочены Государем и Святейшим Синодом для умиротворения афонских беспорядков. Когда 13 июня консул распорядился о том, чтобы прибывшая из Константинополя на “Донце” команда заняла в обители сторожевые посты, бунтовщики ударили везде в набат, и поднялся второй открытый мятеж. При этом некоторые не останавливались и перед насилием, оказывая сопротивление солдатам, а другие в фанатическом исступлении изображали из себя исповедников, в то время когда никто не намеревался даже и пальцем тронуть их (картина происшедшего в этот день мятежа внушала и смех, и слезы).

Вскоре после этого военными и гражданскими чинами была произведена в обители перепись всей братии с опросом, кто повинуется определению Патриарха и Святейшего Синода о новом учении и кто не повинуется. Перепись эта имела немалое значение: она показала, что в данный момент число приверженцев ложного иларионовского догмата значительно сократилось по сравнению с недавним прошлым. Несчастные фанатики, видя, что им не позволят теперь чинить в обители никакого бесчиния, перестали грозить нам изгнанием и перешли к другого рода угрозам: стали говорить о том, что они либо сожгут монастырь, либо взорвут его, во всяком случае ни под каким видом не отдадут монастыря добровольно “еретикам”, то есть нам или вообще православным.

Настроение наших несчастных собратий было настолько озлобленно-враждебным и воинственным по отношению к правомыслящей братии, что ужиться с нами им было так же невозможно, как невозможно быть на одном месте огню и воде. Но благодарение Богу за то, что в данном случае мы явились пассивной страдательной стороной и нам, по милости Божией, во все время и доныне удалось сохранить мирное расположение к нашим заблудшим и неправедно враждующим на нас собратиям. Однако как ни мрачна была представляющаяся нам картина ожидаемой развязки, заступлением Богоматери и молитвами св. великомученика и целителя Пантелеимона Господь из многих, думается, зол для нас и отечества нашего попустил быть меньшему. После многих еще дней ожидания, когда все решительно убедились в неисправимом ожесточении мятежников, показавших себя за это время с еще более худшей стороны — оскорблявших словами и делом солдат, бросавших, например, в них камнями, воспрепятствовавших однажды, под 29 июня, своим шумом и бесчинием присутствовать архиепископу Никону на всенощном бдении, чтобы на другой день совершать литургию, — после всего этого, 2 июля, прибыл к обители пароход Добровольного флота “Херсон”, который должен был наконец увезти с Афона ничем не исправимых и фанатичных мятежников.

По прибытии парохода консул вызвал главарей и заявил им, что он предлагает им или мирно жить в монастыре, или добровольно уходить на пароход, в противном случае их так или иначе заставят уйти. Главари ответили, что они готовы уйти из монастыря с тем только условием, если им здесь дадут половину монастырских капиталов, а в России — монастырь с подворьем, в чем г-н консул не мог, конечно, дать им обещания. Мятежники получили на размышление одни сутки. Но и после этого они не образумились: в каком-то исступлении и ожесточении они решили защищаться до конца. С этой целью фанатики сделали в своих коридорах заграждения из постельных досок, запаслись песком, серной кислотой и прочим, взяли еще кощунственно иконы в руки и в таком виде стояли, изображая собою мнимых исповедников. 3 июля, после неоднократных еще увещаний со стороны г-на консула, в которых прошли добрых часа четыре и даже более, так как мятежники отвечали решительным отказом, своеобразно приготовившись к бою, г-н консул отдал приказание команде взять мятежников приступом, но без кровопролития: вместо огнестрельного оружия употреблена была вода, пущенная из монастырских пожарных рукавов, которая и заставила мятежников сдаться. Они, уже не сопротивляясь, были отведены на монастырскую пристань и перевезены на “Херсон”.

На другой день, 4 июля, взятые на пароход были опрошены, не желает ли кто из них возвратиться в обитель, только под условием жить в ней мирно. Почти все они без исключения ответили отказом. Через посредство г-на консула обитель предложила уезжавшим взять себе на дорогу некоторое денежное вспомоществование, но по приказанию главарей мятежники отказались от него. Однако это сделано последними далеко не по бескорыстным побуждениям, но для того, чтобы выдержать, с одной стороны, притворно надетую на себя личину исповедников веры, а с другой — потому, что бунтовщики питали странные мечты судиться в России с обителью и получить от нее желаемое с лихвою.

2–4 июля в обители наложен был трехдневный пост, после коего, 5 июля, совершен был крестный ход вокруг стен монастыря. В эти дни обитель особенно усердно молилась об обращении к Церкви заблудших своих сынов и в то же время горячо благодарила Бога за избавление ее от грозившей ей неминуемой гибели.

5 июля, в день памяти преп. Афанасия Афонского и преп. Сергия Радонежского, литургию в Покровском соборе совершал архиепископ Никон.

Владыка на этот раз сказал особое слово, в котором со слезами на глазах высказал глубокую скорбь об отпадении от Святой Церкви стольких чад ее и в то же время предложил оставшимся в обители инокам соответствующее монастырское наставление. Дабы водворить полный мир и спокойствие совести в душах насельников нашей обители, по окончании литургии владыкою прочитана была над всеми присутствующими в храме особая разрешительная молитва.

В следующие затем дни комиссия окончила свое дело в Андреевском скиту, и 8 июля пароходы “Херсон” и “Донец” оставили наконец Святую Гору. Так совершилось очищение святой обители нашей от недостойных ее членов, впавших, по попущению Божию, в ересь и затем показавших себя перед духовной и светской властями настоящими мятежниками.

Все вышеизложенное есть сущая правда. Свидетель тому Бог и наша совесть. Мы боимся Страшного Суда Божия и посему не станем клеветать, да притом же на своих бывших собратий. Мы не ищем скоропреходящей чести и оправдания в глазах людей, почему прямо заявляем, что причина происшедшего есть прежде всего грехи наши, за кои Господь попустил обители нашей пережить такое несчастие. Но нам дорога слава имени Божия и святой Православной Церкви; дорого нам и спасение наших ближних и наше собственное вечное спасение. Все это и заставило нас написать эти строки, дабы не торжествовали враги святой Церкви, чтобы не клеветали они на пастырей Церкви и истинных сынов ее и чтобы не извращали, наконец, истины. Ведь кто же в данном случае может засвидетельствовать истину, кроме самих очевидцев истины? Кто иной может поведать миру ту великую скорбь, какую пережила обитель наша, как не сама эта обитель?

Итак, повторяем, все это мы пишем не для того, чтобы обелить себя и очернить своих собратий. Нет. Они — наши члены, правда, омертвевшие теперь, но еще так недавно близкие и дорогие нам. Братия обители глубоко скорбит о падении заблудших и до гроба не забудет своей скорби; поэтому, не теряя надежды на милосердие Божие, она теперь молится и всегда будет молиться о том, чтобы Господь помиловал достойных помилования и снова обратил их в лоно святой Православной Матери-Церкви. Но при всем этом нам необходимо было показать и правду о тех, кои были раньше сынами святой обители, не ради того, чтобы выставить их на позор, но чтобы враги Церкви не оправдывали их в печати перед обществом и тем самым не подвергали их и многих других опасности окончательной погибели в отщепенстве и в отпадении от Церкви.

Да не будет ни с кем ни из мирян, ни из монахов того, чтобы впасть нам в ту же притчу противления, в какую Господь попустил впасть нашим несчастным собратиям: одним за гордость и самочинное мудрование, а другим — за недоброе произволение, с каким они притворно поступили и жили в обители, обманывая доверие к ним святой обители, приютившей их в своих стенах. Эту притчу противления Господь всем нам показал для того, чтобы, с одной стороны, призвать нас к покаянию, а с другой — всех верных сынов Церкви Православной предостеречь и сохранить от падения.

 Игумен и братия Афонского Пантелеимонова монастыря

 Печатается по: Русскiй инокъ. 1914. № 2

Источник http://www.blagogon.ru/articles/87/

Сборник материалов по обличению имябожнической ереси

Печать