Чем дольше длится в нашей стране погибельная невнятица либерально-эгалитарного правления, тем всё громче и всё настырнее начинают звучать призывы к возвращению на вершину власти, так называемой, «сильной руки». И что самое любопытное, независимо друг от друга, так думают, —  и отъявленный коммунист А.А. Проханов, и новый русский православный экономист В.Ю. Касатонов. Все они, как один, выстраивают на первый взгляд вроде бы очевидный ряд государственных деятелей («СИЛЬНОЙ РУКИ»), наиболее ярко и глубоко проявивших себя в истории России: Иван Грозный, Петр I, И.В. Сталин, ну и, естественно, тот, четвертый, которого мы, современные россияне, должны теперь внутренне захотеть и, если сможем, у Бога вымолить.

При этом, что интересно, никто из выше названных авторов почему-то не спрашивает себя, а какие, собственно говоря, религиозные и идеологические мотивы двигали тем или иным «сильноруким» правителем прошлого. При разнообразии знаний, ума и житейского опыта как патриота-коммуниста А.А. Проханова, так и нового русского православного экономиста В.Ю. Касатонова объединяет одно: незыблемая уверенность в том, что сильная рука в принципе благо для сегодняшней России. Но так ли это на самом деле?

Попробуем разобраться.

А для этого вкратце проанализируем динамику изменений внутренних мотиваций всех вышеперечисленных русских единодержавных правителей от одной эпохи к другой. И на основании полученной диаграммы духовно-душевных перемен в устремлении трех предыдущих «сильных рук» – царя Иоанна Васильевича Грозного, императора Петра Первого и «Вождя всех народов» Иосифа Виссарионовича Сталина, – ответим на, с виду, простой вопрос: так какие же в принципе могут нас ожидать последствия в результате прихода к власти Четвертой сильной руки в России?

Первая «сильная рука»: Иоанн Грозный

К Самодержавию на Руси русские Великие князья шли практически со времен оных. Но первым, кто не просто объединил Россию в единое государство, но и облек само понятие самодержавной власти в четкую идеологическую доктрину, был, безусловно, Иоанн Васильевич Грозный. «Земля, — говорил царь Иоанн, — правится Божьим милосердием, и Пречистая Богородицы милостью и родителей наших благословением, и послединами, государями своими, а не судьями и воеводами и еже ипаты и стратеги». То бишь, не от народа к властителю, как при демократии, а от Божьей милости к народу идет царское самодержавие. И не на мятежном человеческом хотении зиждется власть царя, но на евангельском камне веры. «Победоносная хоругвь и крест Честной даны Господом Иисусом Христом сначала Константину», первому христианскому императору. А от него традиция принимать кормило власти из рук Самого Христа стала переходить к последующим императорам Византии. Когда же «искра благочестия дойде и до Русского Царства», та же власть «Божьей милостью» дана и нам.

Самодержавие, таким образом, совершенно уникальная форма правления, сама возможность которого появилась в мире с приходом в него Спасителя. И всякий самодержавный правитель, согласно доктрине Иоанна Васильевича Грозного,ограничен в своем правлении исключительно только Истиной евангельского Закона. Источник самодержавной власти и в конечном итоге будущий грозный судия всех деяний потомственного самодержца – Иисус Христос. За все, что происходит при самодержце в царстве, царю придется давать ответ. Но так как реальный мир, как мы знаем, «во зле лежит», то царь лишь по факту своего рождения уже находится на кресте, в неком родовом трагическом положении. И в силу этого положения он обязан поощрять добрых и карать злых. «Злых», и «добрых» — естественно, исключительно в Православном смысле понимания этих слов. Поэтому, чтобы устоять в Истине, царь просто обязан быть в «симфоническом единстве» с Церковью и всячески помогать последней блюсти чистоту православной веры: властной рукой искоренять ереси и догматическую крамолу. И лишь во вторую очередь, — он обязан сохранять единство страны, незыблемость её территорий и создавать условия к спокойному и к более-менее справедливому бытию народа.

В эпоху Иоанна Васильевича Грозного, когда монархическая государственность у нас в стране только складывалась, тогдашняя русская аристократия в лице потомственных княжеских родовитых семей совершенно естественно относилась к единодержавным амбициям первого русского самодержавно-настроенного государя, мягко говоря, враждебно. Уже мать царя, Елену Глинскую, исподтишка отравил ртутью. Тоже проделали и с тремя законными супругами Ивана Васильевича, и с его старшим сыном Иваном; первенца утопили ещё в младенчестве, якобы неловко передавая его из ладьи на берег, а последыша — Дмитрия закололи ножичками в Угличе, причем во всех трех вышеперечисленных случаях зачинщиков злодеяний так и не нашли. Одним словом, борьба за власть шла тогда не на жизнь, а на смерть. И в этих безумно тяжелых условиях, когда, с одной стороны, царь отчетливо понимал, что без крепкой самовластной руки в плотном вражеском окружении России просто не устоять; а, с другой, — путь кротости и призывов ко всеобщему примирению, которым он шел при митрополите Макарии, не дает желаемых результатов, — напротив, потомственные аристократы чувствовали в этих призывах только слабость царя, а потому и наглели всё больше и больше, — Иоанн Васильевич просто вынужден был опереться в своей борьбе на наиболее пострадавший от бесконечных княжих распрей слой населения, на простой народ. И с помощью этого рычага, при нещадном подавлении удельно-княжеского сопротивления, — не безызвестная всем Опричнина, — попробовал претворить в жизнь свою, — такую стройную на бумаге, — идеологическую программу.

Я не даром вспомнил здесь о бумаге. Потому что любая идея, какой бы правильной и «богоносной» с виду она не казалась своим носителям, при внедрении её в жизнь, в реальную падшую земную историческую реальность, обязательно будет весьма и весьма деформирована на выходе. И вместе с какой-то массой ожидаемых положительных результатов, неизбежно внесет в реальность, особенно, такой идеократически настроенной страны, как Россия, — огромную массу отрицательных последствий.

Так, подавляя сопротивление потомственной русской аристократии, — а царь ведь не только карал особо строптивых удельных князей и бояр, но и целыми родами срывал их с исторически насиженных мест, где они имели несомненное потомственное влияние, и перебрасывал туда, где их влияние было бы минимальным, — на Руси зародился слой государственно мыслящих (по старой княжеской памяти), но абсолютно беспомощных, а значит и безответственных злопыхателей. Первым из таких открыто враждебных царю вельмож был беглый опальный князь, исторический антипод Иоанна Васильевича Грозного по взглядам на государственное строительство, — Андрей Михайлович Курбский. Вся постсоветская либерально-демократическая историософия в один голос называет его ПЕРВЫМ РУССКИМ ИНТЕЛЛИГЕНТОМ. И действительно, кого ещё, если не этого абсолютно оторванного от почвы, от реального государственного строительства человека можно назвать первым русским интеллигентом?  Он и царю возражал с предерзостью не совсем православного человека, и клеветал на него с неистовством государственного предателя, да и западные свободы понимал исключительно по-русски: как чистое своеволие. А на народ, не говорю уж, на свой, «отсталый», но даже — на «богоизбранный»(!) смотрел, как истинный гуманист и никакому Богу не подотчетный просветитель[1].

Таким образом, совершенно простительный срыв царя в опричнину, естественно породил и первую, всегда внесистемно мыслящую и держащую фигу в кармане при любой власти ИНТЕЛЛИГЕНЦИЮ.

Кроме того, крутое искоренение княжеской родовой крамолы повлекло за собой и другие непредсказуемые последствия. Как я уже сказал, для пополнения рядов стремительно убывающей прослойки аристократов, царь стал привлекать к правлению государством способных выходцев из народа. Он всячески поощрял и ободрял народное самоуправление так же и на местах. «Грозные государи Московские, Иоанн III и Иоанн IV, — говорит Беляев, — были самыми усердными утвердителями исконных крестьянских прав, и особенно царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами Русского общества» (Беляев, «Крестьяне на Руси»). В то же время Боярская дума в чрезвычайных, но, впрочем, очень частых случаях усиливалась новыми членами из народа и мало-помалу превращалась в Земский Собор.  И хотя сами «Соборы возникли в форме усиленного состава думы уже в первые времена объединения Руси, но особенную торжественную и правильную форму выражения мнения всей земли им придал Иоанн Грозный»[2].

Однако, столь обильный приток в органы царской власти слишком большого числа выходцев из народа имел и свои отрицательные последствия. Многие вознесенцы из грязи в князи в силу своего низкого происхождения не обладали достаточным государственным мышлением и зачастую свои личные интересы ставили выше общенациональных. Так помаленьку да потихоньку на Руси стал зарождаться класс ни к чему, кроме собственного кармана не чуткой, «потомственной» бюрократии. Поп Сильвестр и Алексей Адашев, делавшие попытки предать царя практически во все критические минуты его правления, ярчайший тому пример.

Вот и получается, что ради правильной, в общем-то, идеи построения Русского Самодержавного царства пойдя на слишком крутой разгром единокровной аристократии, — ведь всё это были люди одного с Иоанном Васильевичем рода Рюриковичей! — первый русский самодержавный царь породил тем самым и два всероссийских зла. Абсолютно оторванную от реального государственного строительства, но постоянно думающую о нём и всегда настроенную враждебно к любой конкретной земной власти русскую внесистемную интеллигенцию. И параллельно с этим, восполняя ряды поредевшей аристократии выходцами из народа, венценосный носитель Первой «крепкой руки» в России стал и родоначальником ищущей только наград и званий мамонолюбивой системной бюрократии.

Вторая «крепкая рука»: Петр Первый

Придя к власти сразу после Никоновских реформ[3], император Петр I впервые в истории русского царства без особого пиетета взглянул на Церковь. Самодержавно-монархическая доктрина Богопомазанности Царской власти от Самого Христа, правильно сформулированная, но без должного христианского смирения и терпения, чисто по-русски размашисто и бесшабашно проведенная в жизнь Иоанном Грозным, к тому времени заметно потускнела. Разделение церкви на старообрядцев и никониан простую и ясную мысль о непререкаемой ценности Православия, в глазах молодого государя, сделало весьма и весьма сомнительной. К тому же, реальное земное русское царство за полтора века, прошедших со времен Иоанна Грозного, настолько видимо укрепилось, что даже сама идея, положенная в его основание, — «царь – помазанник Божий, и ограничен в своих поступках Евангельским законом», — показалась Петру Алексеевичу не важной. Главное — преодолеть технико-экономические отставание России от стран Запада, — рассуждал молодой Государь, – и ради будущего великого процветания державы какими-то йотами евангельского учения можно и пренебречь.

Так впервые за более, чем семисотлетнюю историю существования России Церковь из равноправной союзницы государственной светской власти и духовной носительницы самой идеи богопомазанности самодержавной царской власти одним росчерком императорского пера в мгновение ока превратилась всего лишь в одну из коллегий обширного государственного аппарата. Тогда как сам будущий император, даже не подозревая об этом, из русского самодержавного, самим Христом помазанного на царство государя в одночасье преобразился в откровенного прозападного абсолютиста. То есть фактически из единственного в мире монарха, получившего право на власть в стране прямо из рук Самого Христа, взял да и опустил себя до уровня одного из многих соискателей на престол, который, если и правит долго, то только в силу обычая (азиатский вариант легализации) плюс в силу существующего закона (западная традиция). А вот Богоизбранность от Христа, укорененность светской власти в Небесном, то бишь, — сама идея русской Самодержавной государственности, — на Петре Алексеевиче Романове в одночасье пресеклась. И так как другие цари той же династии, кроме разве, последнего, Николая II, даже не усомнились в правильности избранного Петром пути, то медленная, но неуклонная демократизация всех институтов царской власти стала просто неотвратимой. Тогда, как внутренняя, духовно незыблемая связь царя с народом, основанная на взаимном доверии и на всеобщей вере в Христа Спасителя, которая безусловно существовала у нас, в России, при Иоанне Грозном, с течением времени источилась. А к началу двадцатого века так и вовсе практически исчезла. Так что совсем не зря пришедшие к власти в октябре 1917 года большевики называли Петра I – первым русским революционером. Он действительно совершил в России духовный переворот: «освободил» самого себя, а там и последовавшую за ним светскую ветвь власти вначале, правда, от только «йоты» евангельского закона. И, встав на прозападный, чисто абсолютистский путь правления государством, на базе несколько адаптированного к условиям России протестантизма (иудаизированная ветвь христианства) положил начало капитализму: ввел элементы рыночного хозяйствования, всячески поддержал развитие секуляризированной культуры, особенно гуманизма и просвещения, по западным образцам модернизировал армию и флот. Для всех этих поистине «грандиозных преобразований» «великому реформатору» понадобились большие деньги, для чего по всей территории России самовластной диктаторскою рукой были срочно введены винный и пивной откупа. Но так как торговать водкой русский православный люд повсеместно отказывался, то император вынужден был насадить в стране не брезгующих никаким заработком евреев-шинкарей[4]…. Одним словом, вслед за переменой способа правления на Руси, поневоле пришлось ломать и саму идею жизни русского народа.

Всё это, естественно, не могло не повлечь за собой народно-аристократического сопротивления. Так что царю Петру поневоле пришлось набирать себе в помощники обильное пополнение из числа людей самых шатких понятий о чести и совести, а так же — на все готовых авантюристов немецкого и голландского происхождения. Так многократно усиливалось и повсеместно укреплялось системное бесчувствие стремительно растущей российской бюрократии.

Для её вольготного процветания даже саму столицу, как новую идеологическую опору абсолютистской власти, пришлось срочно перенести из слишком уж устоявшей в Православной вере Москвы во вновь отстроенный на болотах и на костях русского народа, — туманный Санкт-Петербург. Одним словом, вслед за развалом нации на старообрядцев и никониан, вторая попытка модернизировать нашу жизнь, — теперь уже откровенно по Западным образцам, — вновь привела к погрому русского генофонда. Да и реальная РПЦ, оказавшись в двухсотлетнем пленении у абсолютистского государства[5], стала медленно обмирщаться. И, в силу установившегося порядка вещей в стране стала воспринимать себя уже больше, как социально-политический институт, нежели как представительницу Самого Неба на земле. К концу же царствования Николая II и вовсе преобразилась в духовную поощрительницу разрушения пленившего её государственного «порядка».

Можно, конечно, упрекать наших предреволюционных Владык в почти поголовном забвении принципа «симфонии властей», в излишнем уповании на социально-политические свободы…. Но начал-то этот процесс превращения Церкви исключительно в социально-политический институт никто иной, как тот, кто самим Богом поставлен был хранить чистоту православной веры и собственной жизнью доказывать важность всякой евангельской йоты.

Кроме того, идейная революция, произведенная Петром I, естественно привела к тому, что место духовного стрежня насильственно встроенной в императорский чиновничий госаппарат РПЦ, негласно, но полновластно занял Протестантизм[6]. Вытекающее из логики протестантизма, — «кто праведен перед Богом, тот и богат», — финансово-промышленное развитие или, так называемый, капитализм – вышел на первый план. А благочестие и внутрисердечное делание – стало уделом «маргиналов». И, тем не менее, даже в таком изуродованном виде монархическая идея была всё же благословенна одним из выдающихся «маргиналов» нового времени, св. Серафимом (Саровским). А наступающая эра народоправства или демократизма названа им же – предантихристовой.

Дальнейшее разложение Самодержавия, или торжество демократии

Я сознательно не заострял читательского внимания на третьей из трех ветвей власти, неизбежно присутствующих в любом государственно-образующем процессе. Наряду с монархом или с абсолютистом, с потомственной или с не очень аристократией, как теперь принято говорить, с элитой, в любой стране мира и во все века в управлении государством принимает участие и простой народ.

Обычно держащийся в тени и выражающий свою волю как-нибудь исподволь и подспудно, этот наиболее многочисленный из трех возможных субъектов права весьма и весьма влияет на расклад сил у вершины власти. А иногда, особенно в революционные и переходные эпохи, его коллективное волеизъявление становится решающим.

Так в эпоху Иоанна Грозного, когда русский простой мужик был воспитан в одной традиции, а властолюбивые притязания многочисленных претендентов на великокняжеский стол наглядно показывали ему всю пагубность княжих междоусобиц, не взирая на все перегибы единодержавной царской власти, народ упорно поддерживал Самодержца. И в песнях своих, в былинах всячески вторил Грозному: «Суд царев, а правда Божья», «Царь земной под Царем Небесным ходит», «Горе тому дому, коим владеет жена, и горе тому царству, коим владеют многие». «Это была не передача государю народного самодержавия, как бывает при идее диктатуры и цезаризма, а просто отказ от собственного самодержавия в пользу Божьей воли, которая ставит царя, как представителя не народной, но божественной власти»[7].

Идея Самодержавия настолько глубоко пустила корни в сердце средневекового русского человека, что даже после развала царства, когда в результате опричной чистки в стране практически не осталось Рюриковичей, в апогей первой российской смуты, всенародное чувство простых людей осталось незыблемым. Так на лестное предложение польско-жидовской шляхты, окопавшейся в Кремле, возвести на русский престол сына польского короля Сигизмунда — королевича Владислава с ограничением его прав в пользу Боярской думы и Земского собора, то есть, — фактически, на лестные посулы дать нам Западные парламент и конституцию, — русский народ ответил своим решительным и соборным — «нет». Изгнав же польско-жидовских интервентов за пределы России, Земский собор под давлением представителей из народа избрал племянника одного из четырех родных братьев первой любимой жены Иоанна Грозного, царевны Анастасии, шестнадцатилетнего Михаила Романова — на царство. Его же отца, Федора Никитича Романова, в монашестве – Филарета, в восполнение теоретически обоснованной Иоанном Грозным, но так и не состоявшейся при нём «симфонии» светской и духовной властей в России несколькими годами позже произвели в Патриархи Всея Руси. Таким образом, в очередной раз русский простой народ подчеркнул свою глубинную внутрисердечную приверженность не только духовным основам Самодержавной верховной власти, теоретически обоснованной Иоанном IV, но и оказал доверие остаткам его богоизбранного рода.

В результате такого выбора уже при втором Романове Россия окрепла настолько сильно, что нашим тайным духовным недоброжелателям не составило большого труда соблазнить царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона «открывающимися перспективами» «греческого проекта». Так в жизнь Святой Руси вошла утопическая идея о создании Великой Греко-российской восточной империи с Константинополем в качестве главной её столицы. С воцарением этой идеи в головах Патриарха и Самодержца произошла, на первый взгляд, «совсем несущественная подмена». От старой идеи «Москва – Третий Рим», согласно которой Русь всего лишь фиксировала в сознании, что она является последней охранительницей чистоты Православной веры, мы перешли к совершенно иной по духу идее. То же самое изречение «Москва – Третий Рим» в после петровские времена стало читаться уже не как некий факт Сакральной истории человечества, — факт, который и нужно всего-то навсего твердо усвоить и бдительно охранять; но получило звучание некого идеологического призыва, устремляющего нацию к какому-то политико-экономическому величию в будущем. Причем ради этого великого будущего стало теперь возможным и даже необходимым жертвовать чистотой православной веры. Так помаленьку да потихоньку произошла духовно-идейная подмена, которая постепенно привела Россию к полному разрушению «симфонии» двух властей; к внутреннему расколу нации на старообрядцев и никониан; к пленению РПЦ имперским госаппаратом, а единственный в мире самодержавно настроенный народ поневоле внутренне помутился. И, не умея высказать своего глубинного возмущения происходящим в стране вербально, на все эти новшества и модернизации по Западным образцам ответил, как мог, — бунтами. «Разинщина» (1670-1671), «булавинщина» (1707-1709), «пугачевщина» (1773-1775) – это всего лишь реакция на крутую ломку вековой духовной традиции. Зачинщиками бунтов была, безусловно, «казацкая вольница», как наиболее «свободолюбивая» и обладающая оружием часть народа, но бунты приобретали широкий и мощный характер только в силу того, что к ним присоединялась более или менее значительная часть России. Причем, — и это отмечал даже Фридрих Энгельс, — народ поднимался на борьбу с «эксплуатацией» как-то уж слишком не подготовлено, зачастую без видимых на то причин, и никогда, что самое интересное, — не восставал против самого принципа Царской власти. Напротив, наиболее сильную поддержку народных масс получали именно те предводители бунтарших вольниц, которые выступали как бы от имени царской власти, так называемые, «самозванцы». Тот же Е.И. Пугачев, например. Выдавая себя за чудом спасшегося от убийц царя Петра III, оправдывая свой бунт, как попытку вернуться к иконно-посконным принципам народного Самодержавия, он именно тем и привлек на свою сторону чуть ли не пол-России. То есть суть брожений в русском народе всегда заключалась в недоверии широких слоев населения к существующему вектору развития верховной власти, но никогда, повторяю, к самому принципу Самодержавия.

Эту мысль потом подтвердили даже вожди большевистской революции 1917 года.  «Но ведь что же такое наша революция, если не бешенное восстание против стихийного бессмысленного… против то есть мужицкого корня старой русской истории, против бесцельности её (нелогичности), против её «святой» идиотической каратаевщины во имя сознательного, целесообразного, волевого и динамичного начала жизни…. Ещё десятки лет пройдут, пока каратаевщина будет выжжена без остатка» (Л.Д. Троцкий).

Правда, до этого состояния полного неприятия всех и всяческих институтов власти русский, государственнически настроенный народ надо было ещё довести.

И его доводили.

Добрые триста лет.

То Алексей Михайлович с Патриархом Никоном своим властолюбивым стремлением к мнимому величию России в ущерб чистоте Православной веры; то Петр I своим желанием вырваться из стесняющих его пут православно-самодержавного управления на широкую магистраль прозападного абсолютизма; то Екатерина II своими «вольностями дворянству», когда элита нации из несущих государственное тягло дворян в одночасье превратилась в праздношатающихся печериных и онегиных, которые поневоле, от полного внутреннего безделья, выродились со временем в герценых и в толстых, в нечаевых, в лениных и кропоткиных. Русский народ долго сопротивлялся, — отбрыкивался, отмалчивался, скалился самозванцами. И, наконец, не выдержал: сорвался-таки с цепи и, по словам русского немца М.М. Гаккебуша «выявил свои политические идеалы: он не признает НИКАКОЙ ВЛАСТИ, не желает платить податей и не согласен давать рекрутов. Остальное его не касается»[8] .

К сожалению, словесно-осмысливающая часть русской нации, всерьез напуганная опричниной, практически триста лет с большим недоверием и с опаской относились к самому принципу Самодержавной власти. А потому, естественно, с большими симпатией и некритичностью впитывала в себя принципы и программы, диаметрально ему противные. Так постепенно парламентаризм, масонско-иудейские вольности, предреволюционная, а там и революционная романтика, вскружили головы, как ни странно, даже, порою, самим царям. Не говоря уж об их ближайшем и даже семейном окружении.

Не заметив подмены, совершенной царем Алексеем Михайловичем вкупе с Патриархом Никоном, русские лишь по букве, но далеко уже не по духу царствующие Самодержцы с каждым последующим восхождением на престол всё меньше и меньше обращали внимание на единое на потребу и всё больше и больше думали о земном, социально-политическом величии государства. К сожалению, даже такой образцовый царь, как Николай II, не устоял от общего, веками накатанного соблазна. Купившись на посулы стран Антанты отдать России, в случай победы её над немцами, все тот же злосчастный Царьград с проливами, он воевал с Германией столь отчаянно, что в результате его рыцарски-прямодушных действий с карты Европы вообще исчезли сразу две Великих империи, — Германская и Российская.

Одним словом, вплоть до 1917 года едва ли не вся правящая элита Российской империи всё более и более либерализовалась; бывший бомбист, превратившийся в истового идеолога Самодержавия — Л.А. Тихомиров робко пытался предупредить Государя, что не возможно укрепить монархию, вводя всё новые демократические свободы и институты[9]; ну а народ, наблюдая за этим шквалом освобождения от традиции, и сам потихоньку мотал на ус и внутрисердечно «освобождался». Так что, когда в феврале 1917 года масонское Временное правительство смело, наконец, основы ненавистного всей элите самодержавно-монархического порядка, на сцену российской жизни вышел отнюдь не благовоспитанный западный буржуа с его незыблемой внутренней установкой всегда «играть по правилам», но на простор России вырвалась бесконтрольная народная воля вольная. Никому и ничему не подчиняющаяся стихия, подобная лесному пожару, стремительно разнесла в щепы западно-европейские декорации масонского Временного правительства. И, — по словам генерала Деникина, запротоколировавшего события в «Очерке русской смуты», миллионами глоток русских простых людей едва ли не к Самому Небу вырыгнула: «Долой!» «Долой… всё опостылевшее, мешающее так или иначе утробным инстинктам истесняющее «свободную волю» — всё долой!»

Правда, — по словам одного из наиболее выдающихся руководителей и идеологов «черносотенства» — Б.В. Никольского, — «среди смердящих и дымящихся пожарищ необходимо было и строить». Причем «строить с нечеловеческим напряжением, которое не выдержать было бы никому из прежних деятелей». И вот на это нечеловеческое напряжение сил и воли оказались способны только большевики. «Они правят Россией…, — продолжает Никольский в воспоминаниях, — Божьим гневом и попущением… Они власть, которая нами заслужена и которая исполняет волю Промысла, хотя сама того не хочет, и не думает»[10].

Третья «сильная рука»: И.В. Сталин

Таким образом, вознесенная из глубин секуляризировавшегося российского социума на вершину власти Третья сильная рука в истории России, — Иосиф Виссарионович Сталин, — стал для нас вовсе не Богоданной личностью, подобно Самодержавному царю, — Иоанну Васильевичу Грозному. Он не был даже первично-гордым отступлением от Христа на широкий и торный путь прозападного строительства, по которому устремил Россию сын Алексея Михайловича Тишайшего, протестант на престоле, — Петр I.

Третья сильная рука в истории России была попущена Проведением исключительно как Бич Божий, карающий нас за наше соборное отступление от принципов Божьей Правды. Сам царь, Николай II[11], его ближайшее окружение, оказавшиеся в плену прозападных новомодных веяний дворянство и интеллигенция, внутренне подавленное двухсотлетним синодальным периодом и потому возжелавшее некой внешней свободы от государственной опеки священство и, наконец, народ, — все они, причем каждый своим путем пришли к решению как можно быстрее «освободиться». Одни – от Самодержавия[12],  другие — от цезаризма, третьи вообще от всякой земной и Небесной власти, но, по большому счету, — и те, и другие, и третьи, и четвертые, — внутренне захотели сбросить с себя ярмо. Причем иго явно не политическое. И даже не социальное. Ведь от чего, спрашивается, было освобождаться, скажем, тому же царю, Николаю II, или его ближайшему и даже семейному окружению? Они ведь и так были на самой вершине общественной пирамиды! Нет, всё слои и прослойки тогдашнего российского социума, за исключением, разве святых, да пары-тройки казаков и «черносотенцев», громко предупреждавших о неминуемых кровавых последствиях такого «освобождения», — решительно сбрасывали с себя ярмо благого Христова крестоношения. Освобождение от традиции, всеобщая секуляризация до полного безразличия к «единому на потребу», так называемый, — атеизм и привели нас в ту точку исторического падения этноса, когда уже всяк на своих боках прочувствовал справедливость и неизбывность евангельского закона: «ибо иго Моё есть благо и бремя Мое легко» (Евангелие от Иоанна 8:31). Правда, прочувствовали мы эту аксиому духовной жизни, увы, ни как плод соборных исканий «Небесной воли», но как горький урок отступления блудных сынов от Отца Небесного, как научение от противного. Вслед за отказом всем русским миром рабски работать Царю Небесному мы потеряли и царя земного. Искоренили затем в борьбе за безбожное устроение на земле в первую очередь непокорных: всякого рода верующих людей, «черносотенцев», монархистов. Далее, — в бело-красном чаду борьбы за лучший из вариантов демократического устройства, — почти полностью истребили былую элиту нации. И, наконец, голодные, взнузданные, как клячи, при ком.тачанке Отца Народов вытащили страну из, казалось бы, неизбежного рассеиванья и смерти.

Когда же немножечко оклемались и посчитали жертвы «освобождения» от Небес, от иерархии и царизма, то их, как ни странно, оказалось ровно столько, сколько и предрекали нам в преддверии Революции всякого рода «бесноватые Достоевские», «мракобесы черносотенцы и традиционалисты»: в аккурат, — ровно сто миллионов русских.

Зато мы потом построили на костях Магнитку и Днепрогэс, полностью электрифицировали страну и первыми в мире проложили дорогу в Космос! Ещё бы немного, и повернули бы северные реки вспять… Да надломилась нация в погоне за миражами, устала строить Великую Красную Вавилонскую башню всемирного коммунизма. И сразу от просмердевшего без Божественного истока «кодекса строителя коммунизма» решила в один прискок перейти к жизни по новым правилам торгаша-потребителя Всемирной Рыночной экономики.

Постсоветская муть, или состояние современного российского общества

Но, прежде, чем приступить к анализу той социально-нравственной мути, из которой проистекают сегодняшние искания спасительности для нации Четвертой сильной руки в России, хочу вкратце напомнить Вам, дорогой вдумчивый читатель, с какими внутренними подменами подошел вчерашний «строитель коммунизма» — советский человек к внутренней «перестройке» на рыночно-посткапиталистические рельсы.

Как справедливо отметил последовательный «антикоммунист», историк М.В. Назаров: «Необходимо увидеть в национал-большевизме — патриотизм, в покорности угнетению – терпеливость и жертвенность, в ханжестве – целомудрие и нравственный консерватизм, в коллективизме – соборность и даже в просоциалистических симпатиях – стремление к справедливости и антибуржуазность как отказ от преобладания материальных целей в жизни». То есть, фактически, так называемый, советский человек, отказавшись от поиска Бога в самом себе, все годы существования безбожного СССР жилостывающим огоньком отринутой им православной веры. По инерции, в силу тысячелетней духовной традиции, мы продолжали верить в ценность патриотизма, справедливости и соборности в сияющей красоте крепкой и цельной нравственности. Даже в нечеловеческих условиях тоталитарно навязываемых колхозов, когда приходилось работать за «палочку», на полуголодных комсомольских стройках и в глубине ГУЛАГов бывший русский человек показывал чудеса жертвенности и верности, любви к своей Родине и творческого подхода к делу. Фильмы «Коммунист», «Девчата», «Девять дней одного года» и даже немного притянутая за уши, предперестроечная «Премия» снимались не на пустом месте. Отринув Небо и всё духовное, советский человек продолжал жить душой и ради гармонического и гуманного устроения на своей земле. Беда заключалась в том, что без Истинного источника всех вышеперечисленных душевных качеств, в силу элементарной житейской аннигиляции, энергия душ советских людей медленно угасала; а личности типа Отца Народов настолько бесчеловечно и жестоко эксплуатировали генофонд нации, что к началу, так называемой, Перестройки во главе Компартии закономерно оказались одни «двурушники и предатели», а в охладевших душах простых советских людей кроме жажды хоть чего-нибудь не материалистичного, практически не осталось уже ни жертвенности, ни соборности, ни душевности. Так что внезапная для профанов теленакачка нации всякой, в том числе и откровенно сатанинской «духовностью», плюс бесконечная проповедь плюрализма, романтизация рыночных отношений и переход от высоких душевных качеств на уровень откровенно телесный и даже звериный, — упали, как говорится, на хорошо подготовленную почву. Идеологические вожди народа, так называемые, партократы дружно переквалифицировались в самых отчаянных рыночных торгашей и занялись беспрецедентной распродажей национальных богатств страны. Тогда, как бывшим колхозникам и рабочим, оказавшимся на руинах планово разваливающейся державы, — предоставили полную рыночную «свободу» «челночить» по миру с очень большими сумками или выстреливать друг дружку в дележе крох, падающих с барского стола. Для того же, чтобы никто из нас не «заморачивался» о будущем, с телеэкранов и со страниц стремительно пожелтевшей прессы на нас обрушился вал попсы, женская проза о сытой «достойной» жизни и началась реклама капиталистического «рая на земле». Тогда даже журнал такой появился – «Отдыхай». А на первых страницах всех, без исключения, бывших социалистически-пуританских изданий, в том числе и на обложках «Работницы» и «Крестьянки», — начали появляться длинноногие улыбающиеся девицы в полном западном неглиже.

Некоторые, традиционно настроенные историки нередко утверждают, что вслед за первой национально-освободительной Революцией 1917 года, произошла другая, не менее разрушительная для нации и ещё более «освободительная», в смысле развала духа народного, революция 1989-1992 годов. Но мне, вслед за Вадимом Валерьяновичем Кожиновым, всё-таки почему-то кажется, что никакой особой революции во времена слома коммунистических декораций и перемене их на буржуазно-рыночные не произошло. Просто изживший себя за годы повального атеизма «кодекс строителя Коммунизма» был с негодованием и с брезгливостью отброшен на «свалку истории», а в подусохшей от бездуховности душе постсоветского обывателя естественно проявились долгое время вроде бы совершенно «бессмысленно» подавляемые сребролюбие и гордыня, блуд, жажда славы и наслаждений, чревоугодие, властолюбие, тщеславие, эгоизм. Как видим, — ничего нового: все те же давно знакомые и множество раз описанные Святыми отцами древности, да и нашими современниками, начиная от св. Иоанна Кронштадского и заканчивая ныне живущим старцем Кириллом (Павловым) — семь смертных грехов. Не врачуемые никак, эти побеги дурной «духовности» в конец засорили души бывших советских граждан, стремительно перестроившихся в бойких российских торгашек и торгашей. И удобряемые рекламой глобального рыночного эдема впервые воочию проявили абсолютную справедливость ещё ветхозаветной аксиомы: противоположностью Бога по Библии является вовсе не пугало нашего времени – фашизм или сталинизм, но с виду такой безобидный и близкий каждому современному человеку идол: Золотой телец, или мамона. Да, да, именно перескок со строительства Красной вавилонской башни — на всемирную уже, Бледную, финансово-капиталистическую, повсеместно и ежечасно рекламируемое стремление к сытой «достойной» жизни, настоятельно вдалбливаемые в умы постулаты всеобщего устроительства исключительно в мире этом, жизнь для себя, любимого! — за последнюю четверть века в конец развалили наши науку и искусство, основательно подорвали Церковь и государство, уничтожили промышленность и сельское хозяйство, значительно понизили уровень образования, здравоохранения, коммунального и прочего обслуживания в стране. Да и вообще-то физически выморили Россию больше, чем на 30 миллионов русских(!).

А мы?

Мы ДАЖЕ ЭТОГО НЕ ЗАМЕТИЛИ.

«Отдыхай!» — предложили нам лозунг бывшие коммунисты, стремительно перекрасившиеся в махровых мамонолюбцев; и мы, основательно подустав от бессмысленного строительства невозможного в принципе Царства Божьего на Земле, присели и отдыхаем.

Уже наших отцов и дедов, умело скомпрометировав их большевистским прошлым, оставили доживать свою жизнь в бесславии и в «заслуженной» нищете; а мы лишь вздохнули: и – поделом им! – пересели на иномарки и отдыхаем…

Потом наших детей и внуков, дебелизировав платным образованием, приучили к безделью и к наркотикам, к видам «красивой заморской жизни», по сравненью с которой – своя — ничто; а мы всё сидим у себя на дачках, жуем шашлычки под пиво, рассуждаем о рыночной демократии, жиреем и отдыхаем.

Нам позволили отстрелять друг дружку в бесконечных бандитских войнах; раскрепостили советских женщин, причем до той запредельной степени, когда простым русским именем «Наташа» стали называть едва ли не всех проституток мира; а мы лишь распродаем природные кладовые своей страны за ничего не стоящие зеленые фантики ФРС США, строим на них безумные, псевдо-средневековые загородные замки, обносим их двухметровыми каменными заборами и, прячась за ними от своих же, правда, менее удачливых, чем мы, соотечественников, дрожим от страха будущих изъятий краденного и отдыхаем.

За последнюю четверть века наши идейные развратители исподволь воспитали нацию «украинцев» и даже войну устроили русских с русскими, где, по словам недавно погибшего комбрига «Призраков» Алексея Мозгового, «славянин убивает славянина, а приказы отдают на идиш»[13], а мы отдыхаем и отдыхаем. Да ещё и искренне удивляемся: как же так, в пятнадцати бывших республик необъятного СССР вроде бы каждый «по-своему» строил свою особую национально-рыночную демократию, а в результате везде и повсюду правят балом одни «жиды»? Причем «жиды» отнюдь не в национальном и даже не в религиозном (талмудически-иудейском) смысле; а жидовины самые наигнуснейшие, настроенные явно антихристиански, те самые «властители мировых денег», которые запросто покупают правительства и парламенты практически всех мировых держав. И о которых новый русский апокалиптик – православный экономист Валентин Юрьевич Касатонов так прямо и сказал: каиниты, то есть, — братоубийцы.

Впрочем, если б мы оставались хотя бы на капельку христианами и, кроме всё объясняющего змееныша — телевизора, пусть только одним глазком изредка заглядывали бы в Библию, то мы без труда прояснили бы для себя простую логическую цепочку: противоположностью Бога по Книге Книг является, как я уже сказал, мамона. Мамона, или всевластье денег, купле-продажных ценностей, которые стали теперь важнее духовности и душевности, есть безраздельное царство князя мира сего или сатаны. Сатана же, естественно, правит миром не напрямую, из преисподней, а через своих клевретов – внутрисердечные наши страсти, и через своих сынов, — тех, что две тысячи лет назад распяли Христа Спасителя, и до сих пор упорствуют в противлении Богу Слову.

Теперь они называют самих себя «Трехсторонней комиссией», «Римским клубом» или, — с легкой руки В.Ю Касатонова, — для нас, для гоев, приобрели новое, достойнейшее их имя — «властители мировых денег». Таким образом, когда мы, отбросив изжившие ценности идеологии коммунизма (атеизм), перешли на, — как нам всем тогда показалось, — более прогрессивную ценностную шкалу идеологии потребительства (чистый, никакими фиговыми листами более не прикрытый антитеизм); то есть, — сознательно или бес-сознательно единственным критерием истины для себя признали власть золотого тельца, или мамоны, материально-денежного успеха, мы поневоле же преклонили свои колени перед жрецами именно этой идеологии, — перед «сынами погибели или диавола». А так как дьявол есть человекоубийца искони (Ин. 8:44), то мы совершенно «естественно» получили от него и соответствующие «дары»: четверть века духовно-душевного усыхания всех и каждого, плюс медленное, вначале лишь социально-экономическое, а теперь уже и вполне военное вымарывание нации в заранее запланированной и как по нотам разыгрываемой междоусобной бойне на Юго-востоке Украины.

«Сильная рука», Четвертая и последняя?

И вот, после того, как мы немного разобрались, в какой точке душевно-духовного разноса нации мы все теперь оказались, не трудно представить себе и то, во что выльется для нас, начинающих антитеистов, власть Четвертой сильной руки в России или, так называемый и всеми «касатоновыми-прохановыми» рекламируемый нео-сталинизм?

Постсоветского россиянина в его нынешнем полуразобранном состоянии можно привести к Четвертой сильной руке в РФ-ерии всего лишь одним путем: до смерти напугав его угрозой внешнего, чуть ли не атомного вторжения плюс — крепко схватив его за горло безработицей, нищетой, ужасом надвигающегося голода и, естественно, всё усиливающейся опасностью международного терроризма.

Правда, и эти меры, как говорят в математике, есть необходимые, но ещё не достаточные условия для многолетнего терпеливого приятия целой нацией «иудео-рыночной диктатуры». Вымарываемому из состава единой земной орды, некогда богоносному, а теперь полностью дезориентированному в духовном смысле народу для его смиренного вымирания под железной пятой мирового олигархата нужна ещё и «положительная программа».  И тут, как всегда в переломные моменты непростой российской истории, всплывают знакомые турецкие берега: вечно чаемая мечта всех русских праздномечтателей, — Царьград или Константинополь. Благо, недавно умерший греческий святой, Паисий Афонский, в своих пророчествах недвусмысленно предсказал: будет большая война России с Турцией, исподволь поддерживаемой практически всем западным миром, но милостью Божьей Россия выстоит и, понеся огромные потери, победит. В результате — Турция навсегда развалится и исчезнет с карты мира, а её нынешняя столица, Стамбул, бывший всемирный центр Православия, Второй Рим или Константинополь, волею случая перейдет в руки… Греции.

На этом всемирная подготовка всех наций мира к приходу иудео-масонского Мошиаха или, по-нашему, по-православному, — антихриста практически подойдет к концу.

Вы спросите, простите, но при чем здесь антихрист?

Так ведь в условиях единого мирового рыночного пространства победа одной отдельно взятой страны, скажем, России, над какой-то другой отдельно взятой страной, пусть той же Турцией, да ещё и поддерживаемой всем остальным прозападным миром(!), возможна лишь при одном условии: если  «Мировое правительство» того захочет. И — финансово обеспечит. Но, чтобы мировая закулиса экономически и финансово «поддержала» Россию в её НЕРАВНОЙ БОРЬБЕ со всем остальным миром, нужно всего-то навсего: ПОЛНОСТЬЮ ИЗВРАТИТЬ ПРАВОСЛАВИЕ ИЗНУТРИ плюс на политико-экономическом уровне, НАВСЕГДА ВПИСАТЬ РОССИЮ в МИРОВУЮ РЫНОЧНУЮ СТРУКТУРУ.

После встречи Патриарха Кирилла (Гундяева) с Папой римским и «нового перевода» Символа веры Митрополитом Илларионом (Алфеевым)[14], где вместо святой и СОБОРНОЙ, Церковь уже названа ВСЕЛЕНСКОЙ, то есть зависимой не от Свято-отеческой чистоты Христовой, но ЦЕЛИКОМ и ПОЛНОСТЬЮ от МНЕНИЯ НЫНЕШНЕГО священноначалия, — мерзость запустения на месте святом практически воцарилась. Осталось мало-помалу свернуть суверенную государственность РФ-рии и мягко включить её в мировые политико-экономические структуры. При конституционном приоритете международного права — над внутри-российским, – это всего только дело времени[15]. Так что грядущий ставленник «мировых держателей денег», так называемая, Четвертая сильная рука в «симфоническом единстве» с полностью извращенным и через братание с католичеством подведенным под власть мирового иудейства «православием» вполне «заслужат» того, чтобы Мировое правительство позволило нам выиграть войну с Турцией, а заодно уж и «разгромить» весь остальной, на иудео-масонский лад цивилизованный западный мир.

Перед приходом антихриста, как мы знаем из «Протоколов сионских мудрецов», не должно быть сильных и независимых стран в принципе. Все страны мира, изнутри подточенные духом либерализма и всепродажности, будут пребывать в полном внутреннем нестроении и во всеобще-мировом «управляемом хаосе». Именно при этих условиях народы мира возжаждут единого мирового Хозяина и Владыку, ставленника самого сатаны, — иудео-хаббадского Мошиаха. «Подданные… слепо повинуются только сильной, вполне независимой от них руке, в которой они чувствуют меч на защиту и поддержку против ударов социальных бичей.… На что им нужна ангельская душа в царе? Им надо видеть в нем олицетворение силы и мощи»[16].

Вместо заключения

Итак, кто и зачем проповедует приход Четвертой сильной руки в России, — мы с Вами, надеюсь, выяснили. Нынешнему постсоветскому россиянину в его бесконечной внутренней расслабленности и полной духовной деморализации мировые сатанинские структуры пытаются навязать «своего человечка» под видом «спасителя русской нации». Вольно или невольно, сознательно или бес-сознательно, но на эту ГУБИТЕЛЬНУЮ идею работают теперь едва ли не все, так называемые, «патриоты России». Начиная от нео-коммуниста и вдохновителя на новые безумные проекты, типа Федоровского воскрешения мертвых — А.А. Проханова и заканчивая новым русским апокалиптиком – «православным экономистом» В.Ю. Касатоновым, все эти деятели призывают нас своими собственными руками надеть на себя ярмо нео-сталинизма. То есть, фактически, не меняя идеи развития человека, но, по-прежнему оставаясь в лоне «торгашески-рыночного антитеизма», нас загоняют в общество «справедливости» в безвыходной нищете и полном бес-правии с невидимо возвышающейся над нами мировой торгово-финансовой закулисой.

Из этого положения есть только один разумный и внесистемный выход: всеобще-национальное покаяние плюс всенародное возвращение в лоно традиционного Православия с последующим переходом к Самодержавию, никакими конституциями и парламентаризмом уже не разбавленному. Все остальные пути, — демократические, конституционные, партийные, экуменические, — с роковой неизбежностью приведут нас в лапы антихриста.

Механизм возвращения русской нации в нормальное православно-самодержавное состояние никем ещё толком не проработан. Да и едва ли возможен план, согласно которому мы пошагово, за двести там или за «триста дней» вернемся к Отцу Небесному. Но другого пути у нас просто нет. А значит, веруя в помощь Божью, мы обязаны поменять внутрисердечный вектор своих устремлений и упований. И из погибельного тумана финансово-рыночного антетеизма (от принципа – «отдыхай» и «хапай», что под руку подвернется) пора начинать движение «назад» и вверх – ко Христу. Всякая ж праздная говорильня о поисках национальной идеи и идентичности, сознательно провокационна и погибельна для России. Ибо такая идея есть, и она у нас, можно сказать, под носом. Надо просто попробовать быть во Христе, жить по Евангельскому закону, вернув деньгам те служебные и абсолютно зависимые от духа функции, какие они обычно и исполняют в любом мало-мальски традиционном независимом государстве: функцию платежа, обмена и проч., и проч., проч. И ещё: пора прекратить ходить с протянутою рукой к нашим духовным антиподам – «держателям мировых денег» и не посещать, по слову праведного царя Давида, «совет нечестивых»: не обращать внимания на всевозможные выборы и демократические собрания, а возрождать по мере возможности народную низовую общинную жизнь, готовясь к созыву ОБЩЕРОССИЙСКОГО – Украины, России и Беларуси – Земского собора по выбору последнего русского царя. Только на этом пути в Жизнь вечную Господь, видя чистоту наших помыслов и усилий, обязательно отзовется. И уж найдет, поверьте, какими узкими тропками в обход сатанинских сетей и планов привести Россию к последнему русскому Самодержцу.

 

Иван Иванович Жук, Москва, 2016 г.

 

____________________________________________________________________________________

[1] Стоит вспомнить, как за небольшой долг, который не смог отдать ему вовремя маломощный польский еврей, первый русский гуманист и просветитель князь Андрей Михайлович Курбский посадил должника в пруд, наполненный пиявками. И не выпускал его оттуда до тех пор, пока все польское еврейство не возмутилось и не подало коллективной жалобы самому польскому Королю, Сигизмунду II! Но даже и после того, как специальным королевским указом Курбскому велено было выпустить несчастного должника на свободу, русский свободолюбец, пользуясь «личностными свободами» гражданина свободной Польши, продолжал пытать должника пиявками до тех пор, пока вся польская еврейская диаспора не собрала положенные деньги и не внесла долг за своего единокровного единоплеменника.

[2] Л.А. Тихомиров. Монархическая государственность. Москва «Книга по требованию». 2012. С. 189

[3] Соблазненные «греческим проектом» превращения России в Великую православную империю с главной столицей в Константинополе, царь Алексей Михайлович и Патриарх Никон решили исправить русские богослужебные сборники по ново-греческим образцам. Но так как Греция к тому времени уже более, чем сто лет находилась под властью Ватикана и её современные богослужебные книги были весьма подпорчены католическим влиянием, то, желая вернуться к первоистокам, Россия фактически исправляла свои духовные книги по Западным образцам. К тому же, Патриарх Никон, ломая немое подспудное сопротивление, так называемых, старообрядцев, правил книги с размашистостью и страстностью едва ли не самого Иоанна Грозного. В результате подобной правки в чине Крещения, скажем, вместо: «Запрещает ти диаволе, Господь наш Иисус Христос пришедыи в мир и вселивыися в человецех» было переведено: «Запрещает тебе Господь, Диаволе, пришедый в миръ и вселивыйся в человецех» и прочие перлы полного обессмысливания текстов. Всем интересующимся данным вопросом настоятельно рекомендую прочитать книгу Бориса Кутузова «Тайная миссия Патриарха Никона».

[4] Прыжов И.Г. История кабаков в России в связи с историей Русского народа, М., Наследие, 2009.

[5] После смерти патриарха Адриана (1690–1700) царь Петр не позволил провести выборы нового патриарха и по протестантскому образцу ввел прямое государственное управление Церковью через обер-прокурора священного Синода. Это время в истории Русской Церкви получило наименование «синодальный период» (1700–1917).

[6] Берущий свое начало в талмудическом иудействе и считающий, согласно последнему, что единственным критерием истинности в этом мире есть земное благополучие, протестантизм в значительной мере искривил сознание русского православного человека в послепетровское время и мало-помалу подготовил его ко второй, на сей раз уже социалистической революции 1917 года.

[7] Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М.: Книга по требованию, 2012. С. 183.

[8] Гаккебуш М.М. На реках Вавилонских: заметки беженца. Берлин, 1921.

[9] Указ от 17 апреля 1905 года «об укреплении основ веротерпимости», Манифест 17 октября 1905 года – об ограничении Самодержавия, введение в стране принципов парламентаризма и партийной борьбы, свободы собраний, манифестаций и шествий.

[10] Б.В. Никольский, Сокрушить крамолу. М., Институт русской цивилизации, 2009. С. 372

[11] Последние годы Николай II все, кажется, сделал для того, чтобы страна из лона Самодержавия перешла на рельсы конституционной монархии. Так, в частности, Манифест 17 октября 1905 года – провозгласил демократические свободы и ограничение Самодержавия, введение в стране принципов парламентаризма и партийной борьбы, свободу собраний, митингов, шествий.

[12]. Государь, передавая трон Великому князю Михаилу Александровичу писал: «Заповедуем Брату Нашему править делами Государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учрежденияхна тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу». Что это, если не заповедь Михаилу Александровичу быть конституционным монархом, а не Самодержцем?

[13] http://likorg.ru/post/aleksey-mozgovoy-my-odni-protiv-kieva-zapada-i-moskvy

[14] http://www.inform-relig.ru/news/detail.php?ID=11974

[15] Согласно статье 15-й Конституции РФ — если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные российским законом, то применяются правила международного договора

[16] Нилус С.А. Полное собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. М., «Город», 2009. С. 321.

 

Источник: http://ivanzhuk.ru/2016/08/сильная-рука/