Ноябрь 2024
Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
« Янв
	1	2	3
4	5	6	7	8	9	10
11	12	13	14	15	16	17
18	19	20	21	22	23	24
25	26	27	28	29	30

Наталия Михайлова «Языческие корни европейского сектантства»

Опубликовано 22 Ноябрь 2016

За 2000 лет существования христианства возникли сотни сект с различными названиями. Разница в названиях создает великую путаницу и иллюзию их “догматического” многообразия, но при ближайшем знакомстве с “программами” сект, удаленных во времени и пространстве, оказывается, что с незначительными вариациями повторяются одни и те же тезисы, а одни и те же характерные обряды (особенно изуверские) переживают не то что века, но тысячелетия. Наша задача состоит в том, чтобы показать, что новейшие секты имеют не только идеологическую преемственность с более ранними, но и организационную (генетическую), а затем построить “родословную” европейских (в том числе и русских) сект, которые вовсе не являются “уникальными”, то есть единственными в своем роде: это всего лишь уродливые отростки на пропитанном ядом язычества древе, корни которого уходят в толщу того самого язычества (поклонения бесам), от которого Спаситель, Сын Божий, пришел нас спасти.

Коварство “научных терминов”

Прежде всего необходимо прояснить применяемую ныне терминологию: религии — мировые, традиционные и нетрадиционные, секты — христианские, иудейские, восточные, опасные (тоталитарные) и неопасные. Сразу надо отметить, что все эти термины взяты из научного арсенала, а потому не несут никакого указания на истинность или ложность. Мы не найдем ни одного из них в церковных канонах и святоотеческих трудах, где ни о каких мировых религиях нет ни слова, а говорится только о правой вере и еретических заблуждениях, об истинности и спасительности веры в Иисуса Христа и о ложности и погибельности искажения правой веры.

Понять сущность такого явления, как сектантство, исходя из ставшего привычным и обязательным “научного подхода”, невозможно, и, хотя можно предвидеть возмущение современного читателя, осмелимся заявить, что вопросы религии и сектантства можно рассматривать только с церковной точки зрения, иначе этим просто не имеет смысла заниматься. В зависимости от того, где мы находимся: внутри Церкви Христовой или вне ее, наши выводы будут прямо противоположными. Следует уточнить, внутри какой Церкви. Это необходимо, потому что очень многие секты, то есть отколовшиеся от Церкви части, называют себя церквами с определительными эпитетами для различения одной от другой. Мы имеем в виду только ту Церковь, о которой сказано в 9-м члене Никео-Цареградского Символа веры: Единая, Святая, Соборная и Апостольская.

Сначала приведем мнение тех, кто находится вне Церкви и стоит на “научной” точке зрения. Для них эта Церковь — одна из разновидностей христианства. Христианство же суть одна из мировых религий, в историческом прошлом — секта, отколовшаяся от другой мировой религии — иудаизма — и основанная Иисусом Христом. С этой точки зрения мировые религии следует рассматривать как разные традиции в области религиозных убеждений, возникшие у разных народов на разных стадиях развития, и нет смысла говорить об их истинности или неистинности. Все, мол, верят в одного Бога, но под разными именами: христиане — в Святую Троицу, иудаисты — в Иегову (он же Яхве), греки верили в Зевса, римляне — в Юпитера, персы — в Ормузда и Аримана, магометане — в Аллаха, индусы — в Аммана, а буддисты — в Будду. Что касается сект, то это всего лишь небольшие отклонения от той или иной мировой и традиционной религии. Для интеллектуального и образованного человека они никакой опасности представлять не могут, но если угрожают здоровью человека и его жизни, то ими должны заниматься правоохранительные органы.

Мнения людей, считающих себя верующими во Христа, но не принадлежащих к Апостольской Церкви Христовой, могут быть разными — в зависимости от того, к какой “конфессии” они принадлежат. Так, если это католик, то всех, кто не признает авторитета папы римского, он считает схизматиками. Если это европейский сектант (протестант), то он не придает значения Апостольской преемственности и рассматривает все “конфессии” как ветви христианства и ко всем мировым религиям относится с уважением. Если это русский сектант, то чаще всего он объявляет свою религиозную общину “истинной церковью”, а Православную Апостольскую Церковь вовсе не признает, отрицая ее иерархию, священников и таинства.

Происхождение древних сект

Если же мы принадлежим к Церкви Христовой, то руководствуемся теми же понятиями, что и апостолы и святые отцы, а именно: Господь Иисус Христос, Сын Божий, оставил на Земле до Своего второго пришествия Церковь, устроили ее избранные Им Самим святые апостолы и передали (многое изустно) правую веру и благодать для совершения таинств своим ученикам (епископам и пресвитерам). Проповедовать правую веру в Иисуса Христа и в Его Церковь приходилось среди последователей разных религий: Сам Христос учил иудеев, апостолы обращали иудеев, греков, римлян, армян, персов, эфиопов, египтян и даже индусов. Уже православные греки и римляне крестили все остальные европейские народы, в том числе и славян. И тогда были мировые и традиционные религии, но Апостольская Церковь эти качества не считала критерием истины и полагала, что все “язычники”, то есть идолопоклонники, должны оставить свои заблуждения, перестать поклоняться бесам, прекратить кровавые жертвоприношения, оргии и исступленные ритуальные пляски. Для любого человека все тогдашние мировые религии Апостольская Церковь считала опасными, ибо если ты не в Церкви — значит, не с Иисусом Христом, а с сатаной и слугами его.

Естественно, что все тогдашние мировые религии, и в первую очередь иудаизм, восприняли проповедь христианства крайне враждебно. Однако поскольку “готовых” христиан не было, становились ими бывшие иудаисты, гностики, зороастрийцы и идолопоклонники. Вольно или невольно они заражали Церковь своими верованиями и искажали христианское учение в той части, которая их не устраивала. И в первую очередь многих не устраивала сама Апостольская Церковь. С самого начала появились люди, не желавшие принимать учение и веру от апостолов и не стеснявшиеся самих себя провозглашать или Богом Саваофом, или Духом-Утешителем, или Христом Спасителем.

Первым сектантом был гностик Симон-волхв, упоминаемый в Деяниях святых апостолов. Он объявил себя “саваофом”, а свою спутницу Елену — “богородицей” и создал свою собственную “церковь”. За ним последовали другие. Так еще в I веке стали возникать подделки под христианство, фальшивые “церкви”.

Основатели сект, или подделок под христианство, никогда ничего нового не придумывали. В организационном отношении они, как правило, просто копировали Апостольскую Церковь, при этом объявляя себя “саваофами”, “духами-утешителями”, “христами”, а своих спутниц “пророчицами” или “богородицами”. В теоретическом же отношении за основу брали наиболее близкое и привычное, “родное” исповедание, оформляли его с помощью христианских терминов и понятий и преподносили как новое “откровение”. В практической области, то есть в ритуале, они воспроизводили привычные для всего населения Римской империи языческие обычаи и особенно увлекались воссозданием в своих общинах тайных мистерий с их посвящениями (инициациями), жертвами и бичеваниями, храмовой проституцией, плясками, прыжками и кружениями, способствовавшими достижению особых экстатических состояний, интерпретируемых как накатывание “духа”.

Веками у границ Апостольской Церкви кипел этот огромный “котел” (или “чан”) антицеркви, в который сливались потоки из разных мировых религий с приправой из христианских идей. В этой антицеркви не было единой веры, единой иерархии и преемственности священства, как в Апостольской Церкви. Но ее члены, несмотря на внешнюю разобщенность, имели одного и того же “духа”. Все сектантские общины сообщались друг с другом, все последующие возникали из недр предыдущих, то есть “генетически” были связаны.

У язычников за тысячелетия были выработаны сложные ритуалы: для народа — процессии с плясками, прыжками и факелами; для интеллектуальной элиты — мистерии, куда допускались только посвященные. Это деление из язычества перешло и в сложившуюся на его почве антицерковь, поэтому здесь различают “народную религию Свободного духа” и “масонство” — для особо посвященных. Чисто языческих сект с явным идолопоклонством в христианском мире не было, но язычество во все времена и в среде всех народов было питательной почвой для двоеверия, когда внешне исповедуемое христианство уживалось с привычными “старыми” ритуалами и “народными” праздниками. Практика языческих жертвоприношений путем сожжения на кострах живых людей, младенцев или животных в быту постепенно сменилась сожжением чучел, но в тайных сектах древние языческие ритуалы воспроизводились полностью. Древние мистерии были неразрывно связаны с гностицизмом, и в общем котле гностических сект их учения и обряды сохранились до нашего времени. Учение сохранило поклонение сатане, обряды — способы достижения экстаза, состояния транса, когда на человека “дух накатывает” и он начинает “пророчествовать”. Посвященным было известно, какой “дух” при этом овладевал беснующимися, но для новичков, чтобы их не отпугивать, сектанты все объясняли в привычных для христиан терминах и понятиях.

Одной из крупнейших сект такого рода были монтанисты — последователи крестившегося языческого жреца Монтана, который проповедовал во Фригии, одной из провинций Малой Азии, где процветал культ “богини матери” Кибелы. Монтан объявил себя “духом-утешителем” (параклитом) и в сопровождении двух “пророчиц” стал распространять учение о скором наступлении нового небесного Иерусалима. Местечко Пепузу (по которому монтанисты назывались еще пепузианами, а от “Фригии” — фригами) Монтан переименовал в Новый Иерусалим и в виду близкого наступления конца света потребовал от своих последователей строжайшего аскетизма (отказ от мяса, вина и брака) и строгого покаяния. С течением времени монтанисты воспроизвели многое из своего языческого опыта: безбрачие породило две крайности — блуд, убийство младенцев и скопчество, проповедь умерщвления плоти привела к самобичеваниям и разным способам самоистребления (самоуморение голодом, самозаклание и самосожжение).

Монтанисты, как и многие секты с языческим корнем, практиковали прием новичков с кровопусканием, ритуальные пляски для достижения экстаза путем быстрых и долговременных прыжков, тряски, кружения. Они не пили вина, но вместо этого упивались “духовным пивом”. Во время радений сектанты испытывают особого рода наслаждение и добиваются такого состояния, когда, как они считают, получают дар пророчества и вступают в непосредственный контакт с духом. Этот дух вселяется в них, и они уверяют себя и любознательных религиоведов, что это Дух Святой. Секты, практикующие подобные психомоторные способы, чрезвычайно распространены, потому что их радения сродни любому наркотику: раз его испытавшие уже не могут от него отказаться.

За неимением места не будем перечислять все иудействующие, гностические и мистериально-языческие секты первых веков христианства. Скажем лишь о том, что к концу III века все они слились в один “котел” под названием манихейство. “Мани” по-персидски — “дух-утешитель”. Так называл себя основатель этой мировой антихристианской религии перс Сураик, отец которого был жрецом-зороастрийцем (а значит, крайним дуалистом), и так звали его поклонники. Сураик не признавал божественности Иисуса Христа и считал Его простым человеком (как и иудаисты и гностики). Он учил, что “христы” могут являться не раз (он, как буддисты и гностики, верил в переселение душ).

В VII веке в Аравии явился основатель еще одной мировой религии — Магомет. Иисуса Христа он признал одним из пророков, но себя объявил более великим и главным пророком Аллаха. Магометанство, как и манихейство, возникло на стыке христианских (несториане), иудаистских и языческих представлений и было смешанной религией. Но оно стало национальной и государственной религией арабов и очень скоро резко отмежевалось от своих “родителей”. Ислам объявил войну и христианам, и иудеям и вел ее обычными военными способами.

Другое дело манихейство. Мани был казнен в Персии, и ни в одном народе, ни в одном государстве манихейство не стало государственной религией. Та смесь иудаистских, гностических, парсийских и языческих учений и ритуалов, которая была создана манихеями, устраивала многих людей среди недавно крещенных народов. Возможно, это были люди определенного психологического склада: они не хотели подчиняться церковной иерархии, выстаивать службы, каяться в грехах и считать себя грешными и потому охотно вступали в манихейские общины, где все считались “чистыми” (по-гречески — катарами). В этих общинах они удовлетворяли свои потребности в “духовной жизни”, как они ее понимали. Коллективное кружение, бичевание (хлыстами и палками), прыжки и тряски приводили их в исступленное состояние, когда они “получали духа”, и он через них “пророчествовал”. Это давало уверенность, что ты не грешен, а “свят” и “спасен”, “чистый”, “белый”, “совершенный”, в отличие от прочих, “грязных” и “падших”.

Манихеи (так же, как и гностики) требовали от своих последователей наистрожайшего аскетизма: полного отказа от мяса, вина и брака. В основе этого требования лежала глубокая вера манихеев (и гностиков) в то, что материя и плоть человека созданы злым богом, сатаной, и только душа дана Богом благим, который создал “мир невидимый”. Манихеи (и все сектанты, произошедшие из этого корня) гнушаются творением Божиим, потому что не верят в Единого Бога-Творца, Вседержителя. Они считают, что “видимым миром” (и плотью человека) управляет сатана (или антихрист), а потому плоть нужно умерщвлять. Брак — “утеха плоти”. Рожать детей — значит множить творение сатаны. Поэтому в их среде распространилось скопчество, а также практика самоистребления (пощением до самоуморения), интерпретируемая как своего рода искупительная жертва. У манихеев было три крещения. Они называли себя “истинными христианами” и в эпоху гонений шли на добровольное мученичество, которое Церковь Христова осуждала.

Апостольскую Церковь манихеи не признавали и разработали учение о том, что Церковь “испорчена, что в ней господствует сатана”, что ее священство “безблагодатно” и таинства “мерзостны”. Они были против иконопочитания.

Название основанной Сураиком-Мани религии исчезло, но это не значит, что исчезли манихеи. Они вот уже 1600 лет воспроизводятся в виде сект под разными названиями, сект, члены которых вряд ли знают о манихействе, но тем не менее тщательно хранят эту “религию”. В IV веке в среде манихеев появились проповедники усиленной молитвы (“месса” по-сирийски, “евха” по-гречески). От этих слов они получили название мессалиан или евхаитов, а также экстатиков, потому что на своих собраниях они добивались состояния экстаза. Манихеи-мессалиане были популярны именно в монашеской среде, где так ценится молитвенный труд.

C VII века манихеи стали называться павликианами — по получившей в их среде огромную популярность проповеди некоего Константина из города Самосаты (Южная Армения). Его мать была манихейкой, а в Самосатах с начала II века сохранилась община древней гностической секты Маркиона. Константин обвинил Апостольскую Церковь в “порче”, отверг Евангелия и признал только Послания апостола Павла. Затем назвал себя Павлом, и потому его последователи-манихеи стали называться павликианами. В качестве павликиан манихеи получили будто второе рождение. В борьбе с Церковью и византийскими императорами (Империю павликиане трактовали как “царство антихриста”) они объединились с внешними врагами Империи и в течение последующих веков постоянно нападали на ее границы. Наконец в 971 году император Иоанн Цимисхий переселил беспокойных павликиан с восточной границы на северные, во Фракию, где жили болгары.

Манихеи-павликиане тут же стали распространять свое антицерковное учение, и очень скоро вся Болгария была охвачена этой гностико-манихейской сектой. В Болгарии их стали называть богомилами, как предполагают, по имени попа Богомила. Богомилы унаследовали от павликиан не только “учение об антихристе”, то есть то, что он “господствует в Церкви”, но и патологическую ненависть к “грекам”, которые, мол, “испортили” Церковь и с которыми нужно бороться насмерть. Что богомилы и делали в течение многих веков. Этой нелюбовью к “грекам” богомилы заразили и русских людей, что проявилось у стригольников, уже в XIV веке.

Богомилы распространились на запад и восток, от берегов Черного моря до Атлантики. В Киевской Руси дважды на церковных Соборах осуждалась богомильская ересь (Адриан Скопец в 1004 году и Дмитр в 1123-м). В XIII веке весь юг Европы был покрыт столь густой сетью общин манихеев-богомилов, что труднобыло бы некоторые города и села считать христианскими. В XIII–XIV веках по дорогам Италии, Франции и Германии, по городским улицам двигались процессии обнаженных бичующихся (флагеллантов-хлыстов). Иногда они останавливались, чтобы совершить радение: становились в круг, хором пели гимны — “распевцы” и затем с пением и стонами двигались по кругу, бичуя себя ремнями. В этих гимнах пересказывались популярные в среде всех богомилов апокрифические сказания о Христе и Богородице, где Спаситель изображался безжалостным карающим богом, требующим жертв и угрожающим казнями. Как мы увидим из дальнейшего изложения, именно так воспринимал Иисуса Христа русский философ В.В. Розанов в 1911 году.

Академик А.Н. Веселовский в своей статье “Калики перехожие” (“Вестник Европы”, 1972, апрель) пишет: странники-богомилы имели влияние на наших странников-слепцов (калек), которые веками бродили по дорогам России и пели “духовные стихи” (те же гимны флагеллантов), основанные на тех же апокрифических сказаниях. “Отреченные”, то есть запрещенные Церковью, книги приходили на Русь все из той же Болгарии, переписывались “заволжскими старцами” и сохранились во многих списках в монастырских книгохранилищах (см. “Словарь книжников”, вып. 2, ч. 1-2, статьи об Апокрифах, о монахе Кирилло-Белозерского монастыря книгописце Ефросине и др.). Раз был “самиздат”, должны были быть и тайные диссиденты (так в Англии в XVI–XVII веках называли отступников от Церкви). Можно ли сомневаться в том, что богомильство,распространяясь на запад и охватив пол-Европы, не распространялось на восток,в родственную славянскую страну? Псковские стригольники (XIV век) были богомилами, и дальнейшие события показали,что богомильство пустило на православной Руси корни. После двухвекового подпольного существования оно проявило себя открыто в первой половине XVII века, когда целая когорта хорошо подготовленных агитаторов распространяла его в Поволжье.

В Европе манихеи-богомилы распространялись по сети ремесленного цеха ткачей, поэтому во Франции так и назывались — ткачами (позднее альбигойцами). Заметим, что склонность к ткачеству передалась и русским манихеям: почти вся текстильная промышленность России до революции находилась в руках сектантов. У французов, видимо, принято называть секты по тому цеху, в котором распространяются сектанты, что вызывает дополнительную путаницу, потому что в названии ремесла нет указания на религиозную ориентацию.

Параллельно с богомилами-ткачами, рядившимися под христиан, в Европе стала распространяться еще одна сатанинская, люциферианская секта по цеховым общинам — франкмасонов, то есть мастеров-строителей, работавших с мягким (франк) камнем (масон). За разглашение тайны члену этой секты грозила смерть, и угроза исполнялась неукоснительно, поэтому секте очень долго удавалось скрываться. Эти сектанты имели те же корни, что и манихеи, они дополняли друг друга.

Одна секта (манихеи-богомилы) была “демократическим” вариантом и предназначалась для “народной религии Свободного духа”. Ее члены — крестьяне и ремесленники — были организованы в общины, управляемые выборными “совершенными”. Хотя и у них была со временем устроена иерархия наподобие церковной, вплоть до “патриарха” в Болгарии, управлявшего всеми богомилами южной Европы. Другая секта, со времени своей легализации (XV век) получившая название масоны, была более элитарной и построена по иерархическому принципу, с огромным числом степеней — градусов. Ее членами становились те, кто вскоре был назван в Европе “третьим сословием” или буржуазией, они, собственно, стали устроителями удобной для себя “протестантской” псевдорелигии и организаторами истребления монархий и монархов. Первую процедуру масоны-протестанты назвали Реформацией, а все последующие — великими революциями: в Англии в 1649 году (казнен король Карл I), во Франции — в 1789 году (казнен король Людовик XVI), в России — в 1917 году (убит император Николай Александрович).

Во всех этих делах самым активным образом участвовали управляемые и вдохновляемые сектантами-масонами их “меньшие братья” — ткачи и карбонарии. Каменщики, ткачи и угольщики, если придерживаться их “родословной”, — манихеи-богомилы. Связь между этими двумя сектами, из которых одна изображала себя христианской, а другая на тайных собраниях практиковала поклонение сатане, была всегда самой тесной и никогда не прерывалась. Поэтому там, где мы замечаем народные секты манихеев, там должны разыскивать и масонов, и наоборот.

Итак, мы прошли утомительный и малоприятный путь от первой секты гностика Симона-волхва, через эпоху слияния всех тогдашних мировых религий (иудаизма, парсизма, языческих мистерий) в одном “котле” манихейства в III веке, затем проследили, как манихеи-павликиане в конце X в. перебрались в Болгарию и вскоре оккупировали весь юг Европы, где остались в памяти потомков под самыми различными названиями (армяне, болгары, патарены, катары, альбигойцы). Вскользь упомянем о том, что им удалось возродить (эпоха Возрождения) любезное сердцу язычество (эллинский классицизм), и оно под названием “гуманизм” навеки украсило их детище — европейскую (антихристианскую) культуру, заменившую собою ненавистный христианский культ. Гуманисты воспитали Лютера, Кальвина и Цвингли, чтобы из слишком экзальтированной “народной религии Свободного духа” они создали респектабельную и удобную для буржуазной психологии псевдорелигию.

Теперь отправимся в Россию, чтобы узнать, когда, где и какие секты положили начало “народной религии” в среде русского православного народа. Надеюсь, что сделанный выше беглый обзор поможет читателю самому находить черты сходства и отмечать “родимые пятна” манихеев-богомилов-протестантов в русских сектах.

Зарождение сектантства в России

Историю русского сектантства религиоведы обычно начинают с краткого перечня ересей XIV–XVI веков (стригольников, иудействующих, М. Башкина, Ф. Косого), а затем описывают, как в 1630–1640-е годы практически одновременно и в одном регионе возникли основные русские секты (капитоны, хлысты, скопцы, субботники), от которых позднее ответвились духоборы и молокане (см., например: Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М., 1973). Этот взрыв антицерковного сектантства произошел в глухих лесах Владимирского, Костромского, Юрьевец-Повольского и Нижегородского Поволжья и начался с проповеди некоего монаха Капитона, который призывал к самому строгому аскетизму (отказ от мяса, вина и брака), учил местных крестьян не ходить в православные храмы, не причащаться и не брачеваться, потому что в “Церкви господствует антихрист, благодать взята на Небо и вскоре наступит конец света”. От Капитона произошла секта капитоновщины, а от нее уже получили начало множество раскольнических “старообрядческих” толков, объединенных по наиболее яркому признаку одним названием — беспоповщина, очень скоро раздробившаяся и известная под другими названиями (поморцы, федосеевцы и филипповцы, спасовцы, или нетовщина, самокрещенцы, странники-бегуны и др.).

Ученик Капитона, крестьянин Костромского уезда беглый солдат Данила Филиппов, в 1631 году выбросил священные книги в Волгу, а в 1645 году объявил, что в него вселился “бог саваоф”. Так же, как и Капитон, Данила запретил своим последователям есть мясо, пить вино и вступать в брак, велел умерщвлять плоть и ожидать скорого сошествия на землю “пресвятого града Сиона”. Церковный брак этот “саваоф” объявил “утехою сатаны” и научил своих последователей, как его заменить “любовью христовой”. В своих заповедях он учил: “Святому духу верьте… Хмельного не пейте, плотского греха не творите, не женимые не женитесь, женимые разженитесь”.

Вскоре одного из своих учеников, Ивана Суслова (тоже крестьянина, уроженца Муромского уезда), Филиппов произвел в “христы”. Суслов в сопровождении “пророчицы богородицы” (крестьянской девушки) приступил к проповеди и обучению последователей особым ритуальным технологиям. Так зародилась еще одна секта — христовщина, более известная под названием хлысты, связанным с тем, что эти сектанты во время своих “религиозных” собраний подвергали себя самоистязанию, бичевали себя жгутами (хлыстами) и били палками.

Общины хлыстов и произошедших от них скопцов называются “кораблями”, их руководители — “кормчими”, а “духовные жены” кормщиков-”христов” — “богородицами”. Свои собрания хлысты и скопцы называют радениями и устраивают их после длительных и изнурительных постов. Основным содержанием радений является быстрое и долгое кружение для достижения экстаза, почему сами хлысты, не употребляющие алкоголя, называют свои радения “духовным пивом”. На радениях хлысты и хлыстовки, встав кругом, начинают кружиться с прыжками и криками (типа “Ой, дух, ой, бог!”), постепенно наращивая скорость, и, наконец, сливаются в одно коллективное тело (в их терминологии — “чан”) и “пьянеют”. На них “накатывает дух”, хлысты чувствуют в себе присутствие “божества”, а наиболее даровитые начинают пророчествовать. Из следственных дел XVIII века, не раз затевавшихся с целью истребить вредную секту, было известно: в конце радения находящиеся в исступлении хлысты и хлыстовки приступали к “христовой любови”, то есть попросту к групповому сексу, в существование которого, впрочем, далеко не все верят. Например, современный исследователь, специалист по литературе “серебряного века” А. Эткинд в недавно изданной книге под названием “Хлыст” (М., 1998) утверждает, что все это выдумки следователей и “миссионеров” (то есть православных священников), а также самооговоры самих хлыстов под пытками.

Кстати, он приводит очень важное для нашего рассмотрения замечание безымянного автора “Записки о хлыстах по Саратовской губернии, 1839 год”, который считал, что хлысты поклоняются собственному телу и “волнению крови”, что они суть “самопоклонники и идолопоклонники”, а “хлыстовское молитвословие есть демонское идолослужение”. Ни посты, ни трезвость, ни безбрачие не помогут хлыстам, потому что “бес и сам не ест, не пьет, не блудит” (с. 45). Ясно, что автор записки различил в хлыстах самое основное: что они под видом христианства совершают демонское идолослужение. После описания “хлыстовского верчения” автор записки пишет: “Если бы хлыст был на мирских танцах, то с ним то же бы случилось” (то есть особого рода услаждение, близкое к наркотическому). Это замечание заставляет вспомнить о современных мирских танцах и том исступлении, в которое впадают фанаты рока на дискотеках. Видимо, там применяются все те же “хлыстовские техники” и “демонское идолослужение”, прикрытые словами о “мирских танцах”. И в связи с этим хотелось бы сказать о том, что все манихейские запреты в XIX веке получили самое широкое распространение в якобы мирской “упаковке”: запрет на мясо — вегетарианство (секты теософов, толстовство); запрет на вино — общества трезвости (секта трезвенников); запрет на брак и отказ от чадородия — гражданский брак и убийство младенцев в утробе матери (современная “сексуальная революция”, Российская ассоциация планирования семьи — РАПС).

Секта скопцов, судя по всему, возникла из нежелания некоторых хлыстов участвовать в “свальном грехе”. Основатели секты — хлысты Андрей Петров и Кондратий Селиванов — стали проповедовать необходимость второго, “огненного крещения”, как они называли операцию кастрации. Ее второе название — убеление — дало повод скопцам называть себя “белыми голубями”, и под таким названием в 1869 году П.И. Мельников-Печерский написал об этой секте статью. Через 50 лет символист Андрей Белый написал роман “Серебряный голубь”, этим названием, видимо, символизируя духовную и культурную близость интеллектуалов “серебряного века” к “белым голубям”. Характерной иллюстрацией этой близости может послужить описание чудовищной сцены, с которой А. Эткинд начинает свое добротное исследование.

В мае 1905 года на квартире поэта-символиста Н. Минского произошло “собрание с целью моления и некой жертвы кровной”. Участниками были известные деятели русской культуры “серебряного века”: философы Н.А. Бердяев и В.В. Розанов (с падчерицей), поэты Вячеслав Иванов (с женой), Н. Минский и Федор Сологуб, писатель А.М. Ремизов (с женой), литературный критик С.А. Венгеров (с женой) и знаменитая эсерка, сестра поэта-символиста А. Добролюбова (основателя секты) Мария Добролюбова. Со слов участницы (падчерицы В.В. Розанова), события развивались следующим образом.

Приглашенные собрались в полночь; сначала сидели на полу, погасив огни, затем стали производить ритмические движения (хлыстовское кружение) для возбуждения религиозного экстаза. После этого посреди комнаты поставили “жертву”, некрещеного еврея, — добровольно вызвавшегося на эту роль музыканта С. (судя по всему, имитировавшего Иисуса Христа). Он был “сораспят”, что заключалось в “символическом пригвождении рук, ног” и некой имитации “крестных мук”. Наконец главные вдохновители этого радения — историк и знаменитый поэт Вячеслав Иванов с женой разрезали “жертве” жилу под ладонью у пульса и кровь собрали в чашу, имитировавшую потир. Кровь “жертвы” смешали с вином и выпили, имитируя причастие Святых Таин, обнося чашу по кругу. В.В. Розанов перекрестился и выпил. Собрание закончилось “братским целованием”, и было решено, что такие “радения” будут повторяться. На фоне этого сатанинского камлания показ скандального фильма Скорцезе выглядит почти невинной культурологической акцией.

Из петербургской гостиной “серебряного века” нам придется вернуться в глухие лесные углы Поволжья века семнадцатого. В результате двадцатилетней массированной проповеди апокалипсического учения Капитона, Данилы и их учеников совращенные в секты люди перестали ходить в храмы, а с приближением указанной “пророками” даты Страшного суда, назначенного ими на 1666 год, крестьяне и посадские стали бросать дома и хозяйства, перестали пахать землю и торговать и побежали в леса на Керженец, Ветлугу и в Чернораменье, где селились общинами по 20–30 человек, мужчины, женщины и дети. Там они с нетерпением ожидали второго пришествия Христа, умерщвляя, как им было велено, плоть постами и не вступая в браки.

Зарождение раннего сектантства происходило внутри раскольнического движения на основе капитонства и староверия, причем ранних сектантов не всегда можно было выделить из капитонов. Таким образом, к началу 1660-х годов “капитонская вера” — ересь, протестанская по ближайшему влиянию, по более дальнему, но общему манихейскому корню, богомильская, — породила наиболее массовое движение в расколе — беспоповщину.
В это же время и в тех же местах явился среди капитонов еще один проповедник — уроженец Юрьевца-Повольского некий Василий Власатый и стал призывать к полному самоистреблению путем самоуморения, самоутопления, самозаклания и самосожжения. Волосатовщина породила движение морельщиков и сожигателей, охватившее огромные массы населения и перекинувшееся из Поволжья в другие места: на север — в Поморье, на восток — в Сибирь и на Урал. Морельщики строили особые помещения для массовых самоуморений, а сожигатели — для массовых самосожжений, которые они трактовали как второе, “огненное крещение”, то есть так же,как скопцы свои оскопления. Изуверы-сожигатели отбирали психопатического типа людей и с помощью гипноза и наркотических веществ направляли их на коллективное самоистребление.

К началу 1670-х годов до московских властей дошли первые сведения о массовых гарях и уморениях, а к середине 1680-х годов самоистребление приняло характер массовой психической эпидемии, с которой правительство пыталось бороться с помощью военных команд. За 10 лет (с 1676 по 1686 год) в этих массовых жертвоприношениях погибло более 20 000 человек. И хотя с начала XVIII века случаи самоистребления стали наблюдаться реже, оно никогда не прекращалось вовсе. Есть и “мирской” вариант этого изуверского обряда: в США с XIX века существуют “клубы самоубийц”.

Последний случай массового самоуморения был зафиксирован в 1896 году. На одном из хуторов близ Тирасполя у крестьян Ковалевых был устроен сектантами-безбрачниками тайный скит, во главе которого стояла некая Виталия. Сектанты Православную Церковь считали “падшей, извратившейся и лживой”. Ввиду предстоящей переписи населения заговорили о том, что за отказ их заберут в остроги, там они за Христа пострадают, “запостятся”. (Отчего это перепись вызывает всегда такую ненависть у сектантов? Не потому ли, что из-за переписи Господь родился в Вифлееме и тем самым исполнилось сказанное пророком?)

А как же дети? Вдруг они будут крещены по-православному? Жена Ковалева решила: “Не отдам ребенка на погибель; лучше пойду с ним в могилу”. С этого и началось. Виталия уговорила на самозакапывание семейство Ф. Ковалева, его родных и насельниц скита. Ковалев, как под гипнозом, по настоянию Виталии рыл ямы в погребах и затем с некоторыми перерывами закопал свою мать, свою жену с двумя детьми, еще трех детей (от года до семи лет) с родителями, нескольких юных девушек, четырех старух. Предсказанный Виталией срок конца света миновал, но и после этого он закопал ее саму и с нею еще нескольких человек. Всего погибли в страшных мучениях 24 человека.

Эта история самым подробным образом описана в очерке психиатра профессора И.А. Сикорского “Русские могилы”. События изложены со слов самого Ф. Ковалева с психиатрическими комментариями Сикорского. Очерк перепечатал в своей книге “Темный лик” (СПб., 1911. с. 115–224) философ В. В. Розанов, о котором чуть выше уже шла речь в связи с “причастием кровью жертвы”. Безусловно, сама история с морельщиками конца XIX века производит тяжелейшее впечатление, но несравнимо более страшное впечатление оставляют те комментарии, которыми Розанов сопровождает эту статью. Их нельзя повторить, настолько они богохульны. Думается, что ни один атеист с такой ненавистью к Господу Иисусу Христу не относился. Может быть, атеистов спасает то, что они не служат дьяволу.

С берегов Днестра нам еще раз придется вернуться на берега Волги, потому что кроме капитонов, хлыстов, морельщиков и сожигателей в тех же местах и в то же время была отмечена хотя и не новая, но весьма важная секта. И о ней нужно сказать несколько слов. Оказывается, часть жидовствующих (они же новгородско-московская ересь) в XVI веке бежала от преследований в Заволжье, благополучно пережили бурное столетие, а в XVII веке стала известна здесь под названием субботники. Русские крестьяне-субботники точно так же, как иудействующие сектанты в Европе, признавали богодухновенными только книги Ветхого Завета, обрезывались и строго соблюдали пищевые запреты иудаистов, детей называли ветхозаветными именами и вместе с иудаистами ожидали появления их “мессии”.

Нельзя не сказать и о том, что в конце XVII века в России пустила корни еще одна секта, известная под названием масонство, призванная удовлетворить сектантские потребности в другой религии уже не простого народа, а политической и интеллектуальной элиты. Эта секта обладала теми же родовыми признаками сектантства, которые были присущи и “народной религии”, они перечислены чуть ниже. Естественно поэтому, что обе структуры всегда находились в более или менее близких контактах, что нашло свое выражение в постоянном интересе творческой интеллигенции к своим “меньшим братьям” и оставило свои следы в истории русской культуры.

Общее в учении всех сектантов

Религиовед А.И. Клибанов хотя и недоумевает, но не берется объяснить, “почему в одной и той же социальной среде, в пределах одного и того же исторического отрезка времени возникли течения, казалось бы, столь отличные друг от друга по религиозной форме”. Действительно, стоит приглядеться к тем краеугольным камням, которые по воле тогдашних “великих архитекторов” были положены в основание будущего храма “народной религии Свободного духа”, как любили называть сектантский мир русские интеллектуалы. Но при этом рассмотрении обратим внимание не на различия в “учениях” иудействующих субботников, протестантствующих капитонов и неистовствующих на своих радениях-мистериях хлыстов, но на тот известковый раствор, который скрепил разнородные камни фундамента и позволил возвести на нем общий дом. Общими чертами “учений” основателей сект всех времен и народов, а значит и русских, были и остаются следующие.

1. Решительное неприятие Апостольской Церкви священноначалия, то есть не только догматов, но и ее иерархического устройства. Для обоснования своего неприятия Церкви любые сектанты обвиняют ее в том, что она “испорчена”, что “в ней царствует сатана”, что таинства ее безблагодатны, а священство порочно. Отсюда — отрицание Священного Предания, призывы не ходить в православные храмы, гнушаться священниками и совершаемыми ими таинствами, святыми иконами и мощами.

2. Устроение религиозных общин, независимых от Церкви и государства, с выборными “кормщиками”, “христами” и “богородицами”. Это позволяло возродить языческие камлания (в сектах мистических) и произвольно толковать Священное Писание (в сектах рационалистических), вместо церковных молитв петь свои “распевцы”. Свойственное сектантским общинам стремление к демократическим и общечеловеческим ценностям импонировало как масонам, так и революционным демократам, которые (например, Бонч-Бруевич и Ленин) прозревали в русском сектантстве прообразы и зародыши трудовых коммун.

3. Ожидание наступления мессианского царства. Его ждут иудаисты и субботники, устраивают протестанты и капиталистые хлысты-скопцы, духоборы и молокане. Отсюда у одних мечты о “царе иудейском” и его воцарении в “пресвятом граде Сионе”, у других — надежды на воцарение “белого царя” в новоявленном “граде Китеже”. Все они ожидают одного и того же — тысячелетнего царства мессии Христа на земле, а не Царства Божия на Небесах.

4. По совокупности этих признаков сектанты ощущают себя народом избранным, обществом “святых”, “чистых”, “совершенных” людей. Всех остальных они считают “падшими”, Церковь — “мерзостью запустения”, государство — царством антихриста, которое или надо разрушить, или бежать из него (Российскую империю масоны назвали “тюрьмой народов”, а Советский Союз масон Рейган назвал “империей зла”).

5. В сектах гностико-манихейского происхождения фактически “перевернута” естественная нравственность, о которой человечество никогда не забывало. Зерном их учения является представление о том, что мир сотворен не высшим благим Богом, а неким злым началом, закабалившим людей установленными ими заповедями. Чтобы душа могла вознестись к Богу свободной от всех этих пут, она должна совершить все запрещенное, все именуемое преступным, скверным, постыдным. Как правило, главари сект, считавшие себя “совершеннейшими”, “духовными”, до пресыщения предаются плотским наслаждениям, приниципиально объявляя зло добром и добро злом. Наиболее вредные секты унаследовали учение каинитов и карпократиан: “Люди не могут спастись, то есть попасть к своему “богу”, если не пройдут через все виды греха” (см.: Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории. М., 1998. С. 186–188).

Эти общие идеологические установки не всякого человека могут соблазнить и удовлетворить, поэтому сектантом становится далеко не каждый человек. Для этого, безусловно, требуется легкая внушаемость и определенный психологический склад. В Европе давно написаны ученые труды на тему о протестантской этике и психологии, и хотя в России подобных сочинений еще нет, возможно, они и не понадобятся, потому что такая этика и такая психология присутствует в любом народе. Только в одном в меньшей степени, в другом — в большей.

В течение двух тысячелетий происходил отбор, или, если так можно сказать, фильтрация, православных народов сквозь густую сеть антицерковных полуязыческих сект. И в каждом народе выкристаллизовался некий “сухой остаток” в виде обособленного “малого народа” — со своей (другой) верой, с изуверскими ритуалами, с причудливым жизненным укладом и склонностью к наживе и накопительству. На Руси тоже возник такой “малый народ”, объединенный общей ненавистью к Православной Церкви и Царю и сладким сознанием своей избранности, внешне — раздробленный на множество сект, внутренне — одержимый одним духом, накатившим на него в эпоху зарождения “народной религии”, то есть в самом начале богоотступничества.

Как развивалось сектантство в недрах русского народа, какова была численность “малого народа” и какую роль он сыграл в судьбе нашего Отечества?

Возникшие в первой половине XVII века секты множились и разветвлялись не без дополнительных вливаний протестантского духа из Европы. Так, живший недалеко от Харькова английский квакер (родственный хлыстам сектант-прыгун) в 1740-е годы основал новую секту, известную под названием духоборы или духовные христиане. Через несколько лет бродячий портной Семен Уклеин отделился от духоборов и основал секту молокан в Тамбовской губернии.

В 1770-1780 годах бывшие капитоны, они же нетовцы, породили в своей среде новые секты: самокрещенцев и странников-бегунов, отказавшихся от любых контактов с “царством антихриста” (кроме денег). Субботники к этому времени распространились по всему Среднему Поволжью и в центральных губерниях. Недавно одна община субботников выехала на свою “религиозную родину”, а в их деревню приехали граждане из Израиля.

В начале XIX века, при императоре-мистике Александре I, квакеры, методисты и пуритане по масонским каналам добились разрешения открыть в России филиал Британского библейского общества, и с фантастической скоростью вся страна покрылась сетью библейских обществ. В результате очень скоро стали появляться библейские секты. В эту же эпоху укрепились ранее налаженные связи между элитарным сектантством (масонами) и “народной религией” (хлыстами, скопцами, духоборами и молоканами). Масоны, как власть имущие, оказывали своим “братьям” по вере посильную помощь. Так, например, масон Лопухин добился переселения молокан на Молочные воды под Мелитополь. Особое рвение в защите духоборов и молокан проявлял граф Л. Толстой, отлученный от Церкви. Недавно сообщили, что выехавшие в начале века в Америку с помощью Толстого духоборы возвратились на свою историческую родину.

К концу XVIII века все большим влиянием начинает пользоваться хотя и малочисленная (из-за своих особенностей), но монолитная секта скопцов. Возглавлял российских скопцов крестьянин, уроженец Орловской губернии Кондратий Селиванов, начавший свою карьеру в одном из хлыстовских “кораблей”, кормщица которого, “богородица” Акулина, признала его за своего “сына божия”. Возмущенный распространенным среди хлыстов развратом, Селиванов стал проповедовать оскопление и вскоре основал в Тамбовской губернии свой “корабль”, объявив себя “сыном божиим, искупителем-оскопителем”. Селиванова арестовали, сослали в Нерчинск, но он из Сибири ушел, явился на Москве и объявил себя на этот раз императором Петром III (которым до него уже был Пугачев). Его отправили в сумасшедший дом, но в 1802 году камергер и статский советник А.М. Еленский, принявший скопчество, взял К. Селиванова на поруки.

В 1804 году скопец А.М. Еленский направил в кабинет Александра I записку о том, как обустроить Россию в скопческом духе. По этому проекту Россия должна была стать огромным скопческим кораблем, оскопленный Государь должен был ею управлять подобно Иисусу Навину, слушаясь гласа небесного. “Опробовать все тайные советы”, поступающие с неба, должен был все тот же Селиванов, так как, по вере всех скопцов, “в нем присутствует полный Дух небесный с Отцом и Сыном”. Хотя эта первая попытка сектантов осуществить переустройство России окончилась неудачно (камергера сослали в суздальский монастырь), она свидетельствует о реальном могуществе скопцов, ставших крупными промышленными и финансовыми воротилами своего времени.

К. Селиванова никто не смел трогать, он продолжал скопить людей, и сам Александр I, посетивший своего мнимого дедушку в 1805 году, запретил полиции входить в дом, где жил Селиванов и “кружились”столичные скопцы. Кстати, а кому же бездетные хлысты и скопцы оставляли свои капиталы? как решали проблему с наследниками? Оказывается, во всех сектах, где практиковалось безбрачие, существовал институт приемных детей (приемышей). В сектах (особенно скопческой) существовали специальные разъездные агенты, занимавшиеся вербовкой, а по существу, скупкой детей у малоимущих (а значит, православных, потому что малоимущих сектантов на Руси не бывало) крестьянских семей. В книге дореволюционного исследователя Е. Пеликана “Судебно-медицинские исследования скопчества” читаем: “Дети, купленные у бедных родителей, с малолетства находились в услужении у скопцов и оказались, по медицинскому освидетельствованию, оскопленные уже в возрастах отроческом или юношеском” (СПб., 1875, с. 75).

Известно, что в Англии капиталисты из сектантов (пуритане и квакеры) тоже практиковали похищение детей с целью превращения их в рабов на своих мануфактурах. Что касается “малого народа” в России, то он исхитрился скупку православных детей и изуверское уродование детских душ проводить под вывеской филантропических мероприятий: мол, о детишках-подкидышах заботимся. Так, например, основателем династии Гучковых, ростовщиков и текстильных фабрикантов, был некий Федор Гучков, попечитель Преображенского кладбища, где у федосеевцев-безбрачников был такой приют для фиктивных подкидышей. В 1854 году полиция добилась судебного разбирательства, и суд усмотрел в деятельности “благочестивого попечителя” противозаконные действия, среди которых был “прием православных подкидышей”. Этот любитель православных подкидышей был дальним предком другого Гучкова — Александра Ивановича, злейшего врага Государя-мученика Николая Александровича, вместе с другими принудившего его к отречению и занявшего пост военного и морского министра во Временном правительстве. Какой громадный путь прошел “малый народ” с тех пор, когда его предки слушали учение Капитона о том, что русский Царь — “рожок антихристов”, до страшного вечера на станции Дно, когда сектант-масон потребовал от последнего русского Царя отречься от престола!

Однако же другие русские цари немало поспособствовали такому развитию событий. И прежде всего — Александр I, которого скопцам не удалось оскопить. Зато им удалось пробраться в самое сердце Российской империи и там править бал, или, на их языке, “чан”. Некая Татаринова, урожденная баронесса Буксгевден, лютеранка, ненадолго перешедшая в православие и оставившая его по рекомендации скопца К. Селиванова, организовала хлыстовскую секту. Александр I ей тоже очень симпатизировал, а потому поселил ее в Михайловском дворце (где был убит его отец Павел I). Здесь хлыстовка открыто устраивала радения. Членами новой секты “Братства во Христе” и участниками бесовских кружений были: президент Библейского общества князь А.Н. Голицын (масон); секретарь Библейского общества В. Попов; член Госсовета генерал-адъютант Е. Головин (масон, ложа “Ищущих Манны”); редактор “Сионского вестника”, вице-президент Академии художеств А. Лабзин (масон, ложа “Вифлеем”); художник В. Боровиковский; подполковник А. Дубовицкий, вскоре покинувший татаринское “братство”, чтобы проповедовать скопчество в простом народе.

А. Эткинд пишет в своей книге “Хлыст” (с. 345–346), что радениями руководил неграмотный “пророк” из крестьян Н. Федоров, что “Татаринова с Федоровым практиковали и гипноз” и “их эксперименты заложили начало традиции, у которой в России было большое будущее”… Некоторые из распевцев в этом “братстве” были комбинацией масонских и хлыстовско-скопческих символов. Такая хлыстовско-масонская “комбинация символов” неудивительна, если учесть персональный состав “братства”, но другой факт может смутить любителей поэзии. Дотошные литературоведы (В. Шкловский) установили, что хлыстовские распевцы были прямыми предшественниками зауми в новой русской поэзии, а театральные экспериментаторы (С. Радлов) пытались практически воспроизвести на сцене “хлыстовские техники” — в частности, говорение на неизвестных языках в состоянии транса.

В XIX веке процесс сектообразования пошел лавинообразно. Тому было несколько причин. Во-первых, разбогатевший на ростовщичестве и откупах “малый народ” распространял сектантскую идеологию вместе со строительством мануфактур и заводов, рабочие которых полностью зависели от хозяев. Сначала сектантством были охвачены центральные губернии (особенно Московская, Тверская, Калужская, Владимирская, Костромская и Тамбовская). Затем сектанты освоили Нижнее Поволжье (Самарскую губернию), Новороссию и стали переселяться в Закавказье. Второй причиной явилось влияние на русское население иностранных колонистов (европейских сектантов: менонитов, гернгуттеров, лютеран и евангелистов) в Новороссии. В их среде распространилась очередная ересь, названная штундой (производное от немецкого слова Stunde — час) или штундобаптизмом. К концу 1860-х годов ею было охвачено русское население в тридцати южных губерниях, то есть там, где сектантство (духоборы и молокане) уже подготовило почву. Затем до самой революции 1917 года дробились старые секты, возникали новые (баптисты, евангелисты, иеговисты, адвентисты, трезвенники, пятидесятники и даже мормоны).

Роль “малого народа” в жизни нашей страны

Какова была численность этого “малого народа”? Точных статистических данных о численности сектантов в дореволюционной России нет. Оценки численности сектантов и раскольников по состоянию на конец XIX века колеблются от двух миллионов (по данным официальных источников) до двадцати, по расчетам П. Милюкова (Очерки по истории русской культуры. Париж, 1931), и даже до тридцати пяти миллионов, по оценкам большевика В. Бонч-Бруевича, который на II съезде РСДРП в 1903 году поставил вопрос о привлечении религиозных сектантов к свержению “проклятого царизма”. Первые показатели явно занижены, вторые — столь же явно завышены, и теперь за неимением точных цифр приходится только предполагать, что из приблизительно ста миллионов русских сектантами (а значит, злейшими врагами Православной Церкви и Православного Царя) было не менее десяти миллионов человек, то есть по меньшей мере каждый десятый. В некоторых губерниях и отдельных уездах (например, на Урале) их доля доходила до 50–70 процентов. Это была реальная сила, и революционеры всех мастей вовсе не напрасно делали на них ставку.

В Российской империи к началу ХХ века в отношении сектантов сложились особые законодательные нормы, которые государство применяло в своих отношениях с другими “малыми народами”: инородцами, еврейским кагалом и иностранными колонистами. Многие русские сектанты, как и только что перечисленные категории подданных русского Царя, добились освобождения от призыва в армию, от присяги и участия в общенародных тяготах. При сборе налогов и других полицейско-финансовых операциях государственные чиновники имели дело не непосредственно с физическими лицами, а с представителями общин.

К этому надо добавить, что уже с конца XVIII века 2/3 промышленно-финансового капитала России находилось в руках этого “малого народа”. К началу ХХ века выходцы из него составили костяк и, можно сказать, передовой отряд русской буржуазии. Имея высокий имущественный ценз, они занимали выборные должности в городских думах в столицах и крупнейших городах империи. После революции 1905 года они активно включились в борьбу за политическую власть вместе с другими силами, для чего многие из представителей этого “малого народа” вступили в масонские ложи. Ими были организованы и финансированы крупные политические партии (эсеров, кадетов, октябристов, прогрессистов), они же были владельцами тогдашних СМИ (газет и журналов) и, таким образом, могли контролировать не только хозяйственную жизнь страны, но и общественное сознание. Интеллектуальная элита с чрезвычайным интересом и сочувствием относилась к “народной религии”, видела в ней залог грядущего духовного и социального возрождения “обновленной России”, освободившейся от гнета “насквозь прогнившего царизма” и “официального православия”. Поэтому богоискатели и поэты, философы и писатели “серебряного века” в поисках Бога обратились не к Православной Церкви, которую презирали и ненавидели, а устремились в общины хлыстов и скопцов, чтобы научиться у них “истинному христианству” и в совместных радениях слиться в “божественном экстазе”.

Современное увлечение сектантством — не результат невежества оболваненных большевиками атеистов. Если атеисты обращались к Богу, то шли они в православные храмы. В секты (старые и новые, европейские и восточные) потянулись не из-за невежества (в них преобладает интеллигенция), а из-за склонности, из-за необъяснимой симпатиии пристрастия к “другому”. В качестве наглядного примера такой симпатии приведу суждения популярного философа В.В. Розанова о сектантах.

В.В. Розанову, судя по всему, было хорошо известно, что русские сектанты принадлежат к некой “всемирной антирелигии”. В своих комментариях на статью И.А. Сикорского о “закопавшихся” на ковалевских хуторах под Тирасполем он, в частности, пишет: “Религиозное дуновение, которое охватило и Ковалева, захватило Тирасполь, Архангельск, Россию, Грецию, части Сирии, Африки и всю Европу”, то есть фактически дает географию распространения манихейства. Зная о глобальном характере этой антицеркви, событие в Тирасполе он оценивает не только как “всероссийское явление”, но видит в нем “острую вершину “Альп”, раскинувшихся от Белого моря до Черного, от Атлантического океана до Великого. Везде есть прозелиты этого духа и учения”. Повсюду эти “прозелиты” вместо “вяленького-старенького “возлюби ближнего своего” разносят “новую бурную “благую весть”, и в этом “бурном дуновении” Розанов совершенно правильно видит “протест язычества против христианства — реакцию этнографии против навеянного (из Византии и Галилеи)”. И он приветствует этот протест, потому что это протест против ненавидимого им Сына Божьего Иисуса Христа и против Его Церкви, которую все богоискатели ненавидели так же, как манихеи.Этот протест продолжается “и течет параллельно и к тому же концу со старыми самосожигателями и самоутопленниками, под давлением тех же одних причин”. Истинную природу “самосожигателей” он угадывает с замечательной проницательностью, различая в словах жены Ковалева “тон финикийского благочестия, когда они приносили детей своих Молоху: кроткий, тихий, покорный”.

Существует, оказывается, и “финикийское благочестие”, требующее принесения своих детей в жертву. Будучи в то время одним из “ревнителей финикийского благочестия”, Розанов вину за гибель “чистейших, нежнейших, кротчайших”тираспольских самоубийц цинично и глумливо возлагает на Господа Иисуса Христа (“а на погибель их послал Иисус Сладчайший”). Он понимает, что на берегу Днепра принесены жертвы Молоху: один “чистейший” принес в жертву мать, другая “кротчайшая” — детей, но тут же восклицает: “Молох! Молох! Молох скопчества, Молох монашества!”, давая понять, что это Иисус Христос.

Раз так, то Розанов задает вопрос: “Не оправдывается ли Нерон и вся кровавая борьба, поднятая язычеством против христианства, из таких событий, какое случилось в терновских плавнях?” Розанов оправдывает и Нерона, и кровавые гонения, потому что видит в борьбе язычества против “Иисуса Сладчайшего” законный протест поклонников “бога щедрот” против Бога воздержания. История христианских народов Византии, Европы и России дает возможность проследить “кровавый след” манихеев. По мнению Розанова, все это тоже “оправдывается”, потому что было протестом язычества против Христа.

Манихеи-павликиане громили города Малой Азии в VII–X веках; иконоборцы открыли гонения на монахов в VIII веке; богомилы “бунтовали” в Болгарии с X по XVI век; войны с богомилами-альбигойцами на юге Франции продолжались почти десять лет в начале XIII века. “Героические” крестовые походы происходили все в ту же эпоху и были не чем иным, как все теми же “религиозными войнами”, которые охваченный языческим безумием Запад непрерывно вел с православным Востоком, делая вид, что борется с “нечестивыми агарянами”. Описание разгрома крестоносцами Константинополя в 1204 году не оставляет сомнения, кто находился в их рядах, точно так же, как ритуальные сожжения ими монахов в монастырях на святой горе Афон. Языческий ритуал манихеев — второе “огненное крещение”, искупление греха огнем — был заимствован у завоевавших католическую Европу адептов “религии Свободного духа” и взят на вооружение инквизицией, теперь же совершенно бесстыже приписывается христианству, хотя при желании нетрудно установить, кто был изобретателем этих огненных жертвоприношений.

В эпоху Реформации (XIV–XV века) разразились так называемые “крестьянские войны”. На самом деле это были “религиозные войны”, объявленные язычниками-анабаптистами (перекрещенцами) римской Церкви и ее иерархии. В России после неудавшейся Реформации в середине XVII века и несостоявшегося конца света русские сектанты начали “религиозные войны” (их обычно называют “русскими бунтами”), которые тянулись 100 лет — с 1668 по 1774 год, от Разина до Пугачева. И возбуждались они тем же “религиозным дуновением”.

В.В. Розанов, живи он в наше время, скорее, чем кто-нибудь другой, смог бы разглядеть признаки столь хорошо ему знакомого и симпатичного “дуновения” в современных событиях. Действительно, в конце ХХ века повторяется уже неоднократно испытанное: со старыми самоуморениями (массовые голодовки), самозакалываниями (сейчас чаще стреляются) — и все это ему хорошо знакомо.

Теперь, когда “мировое сектантство” охватило своей “религией Свободного духа” весь мир и хлынуло в Россию, многие явления нашей современной жизни кажутся необъяснимыми — отчасти оттого, что забыли предыдущие опыты, отчасти же потому, что объяснения ищем не там, где их следует искать. Коллективные голодовки (самоуморения), самоубийства взрослых и детей (недавно сразу трех девочек-подростков), блуд вместо брака и убийство младенцев в утробе матери вместо чадородия, тысячи подкидышей и брошенных детей, “случайные” самовозгорания и гибель в пожарах сотен людей — разве это не повторяет все то, что происходило тогда, в XVII веке, когда зародилось “русское сектантство”? И все это принято объяснять экономическим кризисом и видеть в этом не более чем пассивное сопротивление терпеливого русского народа. И одновременно: откровенный культ “золотого тельца”, массовая проституция, наркомания, оргии в ночных клубах и исступление в дискотеках — разве это не напоминает “серебряный век” и эпоху промышленного развития в конце XIX века, когда “малый народ” готовился взять власть, а интеллектуалы “кружились” в хлыстовских “кораблях”?

Поскольку и то и другое душевно здоровыми людьми отторгается и воспринимается как явное безумие, то искать причину такой массовой психопатологии следует не в повреждении экономики, а в состоянии духа. Различить, какой дух принуждает людей заниматься самоистреблением в той или иной форме, не трудно.

Журнал “Благодатный Огонь” №3 за 1999 год

Источник http://www.blagogon.ru/articles/55/